— Конечно, победитель может отказаться от последнего поединка, — провозгласил Папа Джумбо, глядя на меня в упор. Его блестящее лицо, подсвеченное софитами, в сочетании с рыбьими глазами навыкате, курчавой седой шевелюрой и пропитанной лаком для волос мефистофелевской бородкой казалось маской африканского демона, вырезанной из черного дерева. — Но тогда финальный приз останется здесь и подождет бойца, который действительно хочет его забрать!
…Двести — врачу, двести — антибиотики, пятьсот — раздать долги. А за квартиру чем платить? А жить на что пока морда заживет и можно будет на людях показаться? Через час ее разнесет так, что родная мать не узнает.
— Так что решил наш победитель?!!!
Папа Джумбо смотрел на меня, скаля белоснежные зубы. Зрители платят за кровь, и сегодня они видели ее предостаточно. Но они хотят еще. Что ж, клиент всегда прав.
Я кивнул.
— Суперрригррра! — взревел Папа Джумбо.
Ему было понятно — больше минуты мне не выдержать. И я тоже это знал на сто процентов. Если сейчас, объявив перерыв, начать обрабатывать мою ногу и рихтовать портрет, то со стула я уже не встану. Потому Папа постарался не затягивать прелюдию.
— И сейчас на татами выходит — Мааангуууст!
Зрители приветствовали объявление жидкими хлопками. Многим из них вообще было впадлу лишний раз шевелиться — положение в обществе не позволяло. Закрытые бои без правил, без защитных приспособлений и без судей, до нокаута со времен римских гладиаторов были развлечением для элиты, способной платить за настоящую, не постановочную кровь.
Итак, Мангуст…
В отличие от Грогги, который непонятно откуда свалился на мою голову, о Мангусте я знал кое-что. Видел в записи пару боев этого невзрачного с виду парня. И не сказать что они меня сильно впечатлили.
Мангуст был, бесспорно, быстр и ловок, но я всегда считал, что хороший сметающий удар бойца средней весовой категории в рукопашном бою намного предпочтительнее быстрых ударов легковеса. Потому для себя я решил заранее — буду лупить «на контур» серией из цикла «куда попадешь». Отстреляюсь — и рухну, потому как на большее сил точно не останется. Тем более что в общем-то я ничего не теряю, кроме, возможно, здоровья, — деньги, заработанные за предыдущие бои, по-любому останутся со мной. Но будем надеяться, что Мангуст с его скоростными тычками в стиле кунг-фу не доставит мне особенных неприятностей.
Над сеткой, ограждающей татами, взлетело сухопарое тело. Красивый выход, ничего не скажешь. Может, и я бы так попробовал — разбежаться, оттолкнуться от расположенного под наклоном ограждения и, войдя в кувырок, приземлиться с эффектным выходом на ноги. Но, боюсь, сетка порвется — во мне веса, считай, на двух Мангустов хватит. Не Грогги, конечно, но и не кунгфуист с высушенным телом модели для рисунков в учебник анатомии.
Да и к тому же зачем так расходовать энергию перед боем? Хотя ему можно, он три схватки подряд через себя не пропустил, так что пусть попрыгает…
Полезно разогреть себя наигранной ненавистью к противнику, особенно когда делаешь ставку на одну единственную минуту. Оно и боль отключает, и концентрации помогает, изгоняя из головы кровавый туман, постепенно затапливающий сознание.
Кстати, боли не было. Вообще. Ну, что сломанный нос не болит несколько минут после перелома, я помнил еще с удара коленом, полученного пару месяцев назад от заезжего тайца. А вот почему стопа не посылает в мозг истошных сигналов, мол, не ходи на мне, хозяин, а то отключишься на фиг? Я только разок глянул вниз — и поспешно перевел глаза на Мангуста, рассылающего публике воздушные поцелуи. Не способствует как-то поднятию настроения вид собственной ноги, по которой будто небольшим плугом прошлись. И пара окровавленных костей виднеется между лохмотьями кожи. Бррр! Но — не болит! Стало быть, плевать на травмы, еще повоюем.
Двигался Мангуст легко, словно гравитации для него не существовало. Прямо летал над татами, выписывая ногами вензеля в воздухе. Этого я тоже не понимаю. Пару минут таких выкрутасов — и дыхалка по-любому даст о себе знать, пусть ты даже родился в спортзале. А этот знай себе скачет, публику развлекает. Ну и пусть кувыркается, мне же лучше.
Остановился наконец. Ко мне повернулся. Улыбается, словно друга встретил закадычного. Я б тоже осклабился, мне не трудно. Только боюсь, что от напряжения лицевых мышц из носа снова кровища хлынет — она только-только приостановилась. А вот поклониться в ответ придется — иначе сочтут полным невежей.
Я слегка качнулся корпусом вперед, и мой взгляд снова невольно упал на покалеченную ногу…
Так-так. Все несколько более погано, чем казалось на первый взгляд. Хотя и на первый взгляд вполне достаточно для легкого шока, если человек не хирург и не мясник-профессионал.
Между обнажившимися костями стопы торчал белый осколок. Похоже, Грогги оставил во мне на память существенную часть своего зуба.
Папа Джумбо перехватил мой взгляд и шагнул ко мне.
— Одну секунду, господа, — лучезарно улыбнувшись зрителям, проорал он. — У нашего героя в ноге застрял зуб его поверженного врага!
Говорят, Папа Джумбо в свое время закончил институт имени Патриса Лумумбы и заодно Первый медицинский. По этой причине он умел не только красиво изъясняться, но и по мере надобности самолично вправлять суставы, накладывать гипс и штопать раны своих подопечных. Нас то есть. За что и получил прозвище Папа.
Вот и сейчас Папа Джумбо, предупредив мое движение, быстро снял с руки белую перчатку, наклонился и своими длинными пальцами ловко извлек кусочек кости из моей раны. Ему бы не бойцовским клубом владеть, а хирургом работать — цены б ему не было. Но у каждого человека свое призвание. Папе вот, к примеру, подпольным клубом заправлять. А мне работать у него пушечным мясом…
Поток моих мыслей вдруг прервался, словно в голове кто-то взорвал небольшую вакуумную бомбу. Подобная пустота случается в двух случаях — когда ты поймал нокаут, либо когда внезапно увидел нечто из ряда вон выходящее, например экстремально красивую леди. Однако сейчас это была совсем не особа противоположного пола.
Мангуст стоял столбом, не отрывая взгляда от зуба в пальцах Папы, словно это был не фрагмент поверженного мной верзилы, а змея хрестоматийная, гремучая, двухметроворостая, о двенадцати жалах. И настолько мало было в том взгляде человеческого, что я невольно поежился. Потом Мангуст медленно перевел взгляд на мою ногу.
И тут мне реально стало не по себе. Такие глаза я видел у медведя-людоеда в дальневосточной тайге, когда с бандитской пулей в бедре валялся под какой- то корягой. Зверь словно прикидывал, откуда сподручнее начать меня есть, неспешно оглядывая будущий обед с головы до ног.
