Ознакомительная версия.
Красные щиты легиона «Вентум» заполонили Фирбур спустя две недели после этого. Тогда, когда армии тетрарха Эфима Вальтара Третьего и короля Промонтории Григориуса Солнечного уже бились под Кернфортом и другими вейсарскими городами. Само собой, до генерала Малария Брасса быстро дошли слухи о находящемся в деревне, раненом кригарийце. Брасс даже не поленился сам наведаться к отлеживающемуся у знахарки ван Бьеру, где у них состоялась доверительная беседа за закрытыми дверьми. Хотя мне ее результат был известен заранее, поскольку Баррелий ожидал этого разговора и знал, чем он закончится.
Ввязавшемуся в большую войну Вальтару Третьему был нужен кригариец и его меч. А монах культа древней богини войны Кригарии не мог не принять участие в столь эпохальном событии. Не мог, пусть даже культ Кригарии давно умер, а ее последние адепты превратились по сути в обычных наемников. Которые считали себя вправе выбирать сторону, на какой им воевать. Вот только сегодня у ван Бьера не было выбора. И не потому, что эфимцы добрались до него раньше. Просто в недавней войне, что шла в Промонтории, и где ему довелось участвовать, он крепко набедокурил. И с тех пор опасался, что Григориус Солнечный не простит ему этого, даже предложи ему Баррелий сегодня свои услуги.
Досадно, конечно, что в Фирбуре эфимцам достался покалеченный кригариец, не способный выйти на поле боя. По крайней мере, до весны. Но генерал Брасс был рад и такому неполноценному подарку. После объявления войны в легион призвали много новобранцев, которым требовалась ускоренная боевая подготовка. И никто не преподал бы им ее лучше, чем кригарийский наставник.
Ну а Баррелию, который не желал до конца своих дней остаться хромоногим, позарез требовалась помощь хирургов легиона. На фирбурскую знахарку, как на костоправа, особой надежды не было. Она худо-бедно соединила кости и не допустила гангрены. Но чтобы эти кости затем правильно срослись, монаху был необходим более опытный врачеватель. Такой, какими славилась эфимская армия, чьи лекари уже не раз ставили кригарийца на ноги.
В общем, Маларий и ван Бьер ударили по рукам, и последний примкнул к «Вентуму». Прихватив, разумеется, с собой и меня, ибо что еще ему оставалось? После того, как он спас меня в Дорхейвене от убийц и взял на себя ответственность за мою жизнь, ему приходилось терпеть мое общество, хотя я честно старался не ему не докучать и во всем ему помогать.
Следующие несколько месяцев стали для меня новым испытанием на прочность. Или, если хотите, очередным этапом школы моей жизни. Жизни, которая швырнула меня из дворцовой роскоши в грязь, хорошенько по мне потопталась и, сбив с меня спесь, решила и дальше не давать мне передышки. За что она на меня ополчилась, я понятия не имел. Зато быстро усвоил ее главное правило: никакой справедливости на свете не бывает. И если вдруг судьба тебе улыбнулась, это еще ничего не значит, ведь уже завтра она вновь заставит тебя хлебать дерьмо. И повезет, если ложкой, а не пригоршнями.
Вторгшиеся в Вейсарию первыми, эфимские легионы вскоре начали теснить южан обратно к границе Промонтории. «Вентум» наступал на своем участке фронта, прикрываемый с запада и востока легионами «Игнис» и «Унда». И эти два месяца были для всех нас просто замечательными. Витающий над нами, пьянящий аромат побед не портили ни стоны раненых, ни доносящийся из госпитальных палаток смрад гниющих ран, ни грязь, по щиколотку в которой я теперь постоянно находился.
Вернее, мы находились, поскольку скачущий на костылях ван Бьер также отсиживался со мной в обозе. Это сказывалось на его настроении не лучшим образом. А поскольку утешать себя выпивкой на службе в легионе он не мог (хотя втихаря к бутылке иногда прикладывался), ван Бьер срывал свой гнев на новобранцах. И гонял их до седьмого пота и кровавых соплей – так, что в конце тренировок они едва держались на ногах и проклинали наставника на чем свет стоит.
Глядя на их мучения, я понял, насколько этот изверг был добр со мной, когда, служа еще моему отцу, пытался учить меня науке кровопускания. Вот и теперь мне везло – истратив всю злобу на новобранцах, он был уже не в силах бранить меня. Поэтому лишь ворчал и скрежетал зубами, когда я, бывало, поздновато приносил ему ужин. Или не успевал подставить плечо, когда монах хотел на него опереться.
Я же только и делал, что бегал у него на посылках, меся лагерную грязюку стоптанными сапогами. Заводил себе новых знакомых, благо, находясь в тени кригарийской славы, это было нетрудно. Меня частенько угощали на кухне чем-нибудь вкусненьким, а прачки – из тех, которых Баррелий порой навещал по ночам, – соглашались постирать мою одежду. Оружейники позволяли мне точить оружие и стрелы на вращающемся наждачном камне (ну очень мне нравилась эта «искрометная» работа), а конюхи разрешали подкармливать лошадей оставшимися с обеда корочками хлеба. Охотники не раз брали меня с собой пострелять окрест лагеря дичь и зайцев. А писари давали перо и чернила, радуясь, что у них есть добровольный помощник, пишущий под диктовку письма, которые легионеры посылали своим семьям в Эфим.
И только вечно суровые хирурги гнали меня взашей, когда я подглядывал в их палатку, где они возились с очередными ранеными.
Еще по вполне понятным причинам я избегал встречаться с легионными священниками – курсорами Туланием и Гириусом. Правда, им, эфимцам, было невдомек, кто я такой, и за что главный курсор Дорхейвена Илиандр приговорил меня к смерти. Но как бы то ни было, я все равно не рисковал. И не поднимал глаз, когда вместе с другими обозниками присутствовал на проповедях.
Жизнь в обозе побеждающей армии имела и свои тяготы, и прелести. Чего нельзя сказать об обозе армии отступающей. В ней никаких прелестей уже не осталось. Увы, но именно такой армией стал «Вентум», когда его победоносное шествие по северным землям Промонтории внезапно закончилось. А вместе с этим закончилось и мое спокойное существование.
Все произошло так, как Баррелий и предсказывал. Едва Вальтар Третий втянулся в войну на юге, как на севере, в Хойделанде, зашевелились островитяне. Их коварный король Гвирр не упустил случая и совершил очередное нападение на их с тетрархом спорные земли – северное побережье Оринлэнда. В связи с чем последний был вынужден задержать наступление на столицу Промонтории Альермо. И срочно перенаправил на север легионы, шедшие из Эфима на поддержку «Вентума», «Игниса», «Унды» и других, что сражались с войсками Григориуса Солнечного.
Решение Вальтара было разумным и взвешенным. Если бы легионы укрепились на завоеванных землях, они могли бы продержаться там до весны. А к весне Эфим разделался бы с высадившимися на материк островитянами и продолжил южную кампанию.
Ознакомительная версия.
