Через приоткрытое окно в салон просочился запах гари, Стас посмотрел по сторонам. Полыхало за высоким старым зданием, сноп искр поднимался в низкое облачное небо, слышались крики. Выстрел, за ним еще один – Стас прибавил скорость и назад не смотрел. Какое там – по сторонам головой вертеть, машину бы удержать, странно она себя ведет, носит ее туда-сюда через две сплошные. «Курс на берег невидимый, бьется сердце корабля, вспоминаю о любимой у послушного руля…», – какой он, к чертям, послушный, того гляди из рук вырвется…
«Вспоминаю…» Больше трех лет прошли, а тот день он помнил по минутам. Бледного, измученного болью Лешку, Леру, похожую на привидение, «скорую» и мертвую пробку. Над головой крякает спецсигнал, Лешка уже не стонет – нет сил, сжался на носилках, свернулся, как ежик, уткнул нос в поджатые коленки. Леру отталкивает врач, пытается перевернуть Лешку на спину. Тот зажмурился и мотает головой – не трогайте меня, не надо, отойдите все… Десять минут, пятнадцать, двадцать, полчаса и Стас выскочил из «газели», побежал мимо раскаленных от июльского зноя машин к «дэпээснику».
– Почему стоим?
– Спецпроезд, – не глядя, буркнул тот, – кортеж ждем.
– Сколько ждать!? – в ухо ему проорал Стас. – Сколько? Ты хоть «скорую» пропусти, сыну плохо! Мы в больницу…
– Спецпроезд, – повторил гаец, – не имею права. Надо ждать, когда проедут…
Здесь память подвела, пошли обрывки – слов, криков, действий. Держали его двое, третий метался, как обезьяна, орал, визжал, куда-то звонил. Раскаленная крышка люка под щекой дергалась и переползала с места на место, от боли в вывернутых руках Стас на пару секунд отключился. А в себя пришел от рева двигателей и спецсигналов, в марево июльского полдня врезался свет мощных фар, по улице неслась машина сопровождения, за ней вылетели два «гелика», рядом телепались прикрывавшие колонну «форды» ДПС, а в середине кортежа на скорости, близкой к космической, перли два бронированных лимузина.
– Сдуреть! – орал кто-то позади, – за двести топят! Ничего, я подожду. В гости к богу не бывает опозданий! – слова перекрыл рев сигналов, свист и выкрики. Стас дернулся, но его коленом в спину прижали к земле, и держали так, пока не стих вой машин сопровождения. Движение не открывали еще минут десять, потом захват исчез и Стас поднялся на ноги. «Скорая» уже ехала навстречу, «ведерко» на крыше мигало синими огнями.
– Черт с ними, – бормотала пожилая врач, пока на ходу обрабатывала Стасу разодранную щеку, – вы правило УДД помните?
– Да. – Стас перебрался на край лавки, взял жену за руку, улыбнулся Лешке.
– Что за правило? – еле слышно спросил сын.
– Уступи дураку дорогу. – Боль прошла от одного вида Лешкиной улыбки, вернее, еле заметно изогнувшихся губ.
– Правильно, целее будешь. – Врач оттеснила родителей на дальний край лавки и прочно обосновалась рядом с мальчишкой. – Сейчас приедем, потерпи. Операция – это не больно, под наркозом ты ничего не почувствуешь. С аппендицитом не шутят.
И приехали – с воем сирены, после гонки по разделительной, приехали, чтобы услышать через четверть часа: «умер на операционном столе. Перитонит. Поздно привезли».
И вторая «скорая» – уже у дома, через неделю после похорон. Лера решила не ждать, когда придет ее срок, ушла следом за сыном. Сама, добровольно, все обдумав и подготовив заранее. Дозы снотворного, по словам врачей хватило бы на трех здоровых мужиков, а уж ей…
УАЗ вынесло на тротуар, Стас крутанул руль и вернул машину на дорогу. «…Скрылись в дымке острова, кончен дрейф в студеном море, здравствуй, красная Москва». Он выключил приемник. Нет, любимый город, сегодня я обойду тебя стороной, хоть и не видел три года. В другой раз, не в этой жизни.
«Интересно, из пистолета можно попасть по машине, если у нее скорость под двести?» – прикидывал Стас, пока ехал по темному городу. «Нет, вряд ли. К тому же надо знать заранее, в какой машине едет «объект», тут всю площадь накрывать надо. Хотя можно первую поджечь, а потом неторопливо расстрелять остальные. Но если учесть толщину брони…» – картинка вернулась, и была уже ярче, чем пару минут назад. Раскаленный асфальт, слепящие «зайчики» от зеркал и хромированных дисков, сытое «кряканье», визг протекторов на повороте узкой улицы… «Чтоб ты сдох. А я тебе помогу». Стас посмотрел на свое отражение в лобовом стекле. Вот теперь настоящий террорист – заросший, осунувшийся, остановившийся взгляд фанатика. И ярость, приправленная адреналином, как у взявшей след гончей – та сволочь из бронированного мерса здесь, она близко, до ее логова осталось часа два-три гонки.
УАЗ вошел в поворот, слишком крутой и резкий для скорости за сотню, машину занесло, Стас вывернул руль в сторону заноса, УАЗ выровнялся на дороге, под колесами что-то мерзко хрустнуло, а в глаза ударил свет мощных фар. Стас поднял руку, зажмурился и отвернулся рефлекторно, но руль не выпустил, продолжал жать на педаль газа и обошел огромный, как вагон, темный внедорожник. Пока проморгался, пока пришел в себя – прошло минуты полторы. Дорогу перед ним заливал ровный мертвенно-синий свет, Стас видел каждую выбоину в полотне, каждый люк, каждую трещину. Внедорожник пер следом, ксеноновые лучи били в зеркала, резкие отблески резали слезящиеся глаза. Стас отворачивался, попытался оторваться, но впустую, уйти тоже было некуда: город ему незнаком, что ждет там, за черным провалом боковой улицы – один черт знает. А ошибаться ему нельзя, он спешит, очень спешит, как никогда в жизни.
Прожекторы позади погасли, дорога, обочины и собственные пальцы, сжимающие руль, сгинули во мраке, и стало очень тихо. Стас успел заметить краем глаза, как слева его обходит что-то длинное, резкое, похожее на кита. «Что за…» – вспышка превзошла все, что он видел раньше, «уазик» врезался мордой в край препятствия, крутанулся на дороге и вылетел на тротуар, влепился боком в ограду сквера и успокоился. Дверца открылась со второй попытки, Стас вывалился из машины, упал на колени и попытался подняться. Негромкие голоса, отрывистый командный рык, темные силуэты на фоне далеких звезд – и все. Его парализовали первые два удара, кажется, был еще и третий, но Стас уже перестал слышать и видеть.
В подвале пахло плесенью и пылью, макушку холодил ветерок из разбитого окна над головой. Стас пошевелился, дернулся и поднял голову. Перехваченные шнуром у локтей руки за спиной затекли, голова кружилась, голоса звучали глухо. Глаза привыкли к темноте, выхватили из мрака двоих – они стояли напротив и переговаривались негромко. Одновременно умолкли, расступились, и возник третий – широкий, в темном камуфляже, под рифлеными подошвами скрипел песок и мелкие камни. Он буркнул что-то невнятно, двое подхватили Стаса, поставили на ноги. Затылок врезался в выступ подоконника, картинка померкла, и в себя Стас пришел от двух хороших пощечин. Снова сидит на полу, за спиной ледяная мокрая труба, впереди вполголоса порыкивают три волкодава. За их спинами Стас разглядел еще две тени – караулят дверь, на беглеца не смотрят, один отвернулся, второй подпирает стенку у лестницы в подвал.
