Первым делом — он навестил то место, откуда отправляли его на задание — центр военно-морской разведки Италии. От него остались лишь руины — он не осмелился спрашивать местных жителей, как это произошло. Догадаться было несложно — заминированная машина, брошенная у дороги, у нужного здания — как не раз бывало. И скорбеть тут не о чем — в душе его была пустота. Сухая, звенящая пустота — как снег в Альпах.
Соглядатай, смотревший за рынком — работал в одной из лавок, торговал дешевой одеждой. О том, что это соглядатай — Паломник понял, потому что у него никто ничего не покупал, его лавку обходили стороной — но он все равно торговал. Паломник понимал — зачем этот человек здесь. В Африке — вся буза начинается на базаре, все слухи тоже можно узнать здесь — вот этот торговец здесь и торчит. С сотовым телефоном, чтобы чуть что позвонить в полицию. Жизнь его стоит недорого, его убьют одним из первых, как только начнется — но он сознательно идет на это. Например — за то, что всех его сыновей возьмут в армию или в полицию — в голодном, полуразрушенном Могадишо, где невозможно жить землей это верный способ разбогатеть. Айдид плохо и нерегулярно платит, командиры требуют поборов — но если у тебя в руках автомат и право безнаказанно грабить и рекетировать — это значит много. Полицейский — голодным не будет…
Паломник присмотрелся. Скорее всего — этот соглядатай поставлен нарочно на виду, есть еще один, более замаскированный — но про него так просто не узнать. Он пока никак не проявил себя, если не считать стрельбы в том поселке рыбаков, никто не знает про его намерения, значит — вероятность того, что соглядатай не задержит на нем взгляд больше девяноста процентов.
Надо рисковать…
Под аккомпанемент назойливых клаксонов и ругательств, вместе с несколькими другими африканцами, он перебежал дорогу, нырнув в мутные воды рынка Бакараха…
В это же время, на вилле Сомалия в самом центре города, бывшей резиденции генерал-губернатора — проснулся сам предстоящий виновник торжества. Сам Мохаммед Фаррах Айдид.
Он был совой, к тому же вчера сильно напился — потому то проснулся, когда солнце на небе миновало свой апогей. Проснулся он от жары и бурления в животе, которое сделало бы честь и падающей в котел воде водопада Виктории.
Полностью голый, он добрался до санузла, совмещенного со спальней — и с облегчением избавился от плохо переваренных остатков вчерашнего обеда. Наверное, он позволил себе лишнего вчера… только не мог это вспомнить…
Он долго шарил по стене в поисках цепочки для смыва — но в конце концов все же нашел и дернул ее. Зажурчала вода…
Включив свет, он посмотрел на себя в обрамленное золотом зеркало. Лицо было распухшим как после укусов шершней — он как то еще в детстве нашел с друзьями гнездо в маленькой пещере на холме и полез туда…
И чувствовал он себя так же плохо.
Время сильно изменило генералиссимуса. Он растолстел, обрюзг и теперь гораздо больше напоминал традиционного племенного африканского вождя, чем раньше: говорят, знаменитого Лобенгулу могли нести только десять сильных воинов одновременно. Его лицо было нездорового цвета, серое, а глаза красные от излишеств, которые он себе позволял. Пока он сидел в Аддис-Абебе в отеле или мотался по приграничью, рискуя получить снайперскую пулю или оказаться в бомбовом прицеле итальянского истребителя-бомбардировщика, случайно нарушившего границу — он держал себя в форме. Не в последнюю очередь потому, что бы несчастен и сильно нервничал. Сейчас — он заполучил в свои руки власть, фактически стал генерал-губернатором и одновременно военным руководителем страны, в основном восстановил свои прежние связи относительно контрабанды — и денежки снова потекли в карманы. Как и всякий счастливый африканец — он отреагировал на свое счастье безумным удовлетворением двух своих основных инстинктов — жрать и трахаться. И то и другое он делал совсем уже в неумеренных количествах.
Как обычно это и бывает у африканцев — с возрастом вкусы генералиссимуса стали склоняться к педофилии: в его гареме было около ста пятидесяти маленьких девочек, с одной из которых он сегодня провел ночь… а может быть и не провел — не вспомнишь. В основном — эти девочки были куплены на базаре — здесь ценились мальчики, воины и добытчики, а девочек могли просто продавать на базаре, если они кому-то были нужны. Забеременевших от него девочек варварски убивали — для этого во дворе была яма, в которую их вкапывали, а потом забрасывали камнями. Все было по законам шариата (генералиссимус не верил в шариат, но демонстративно придерживался основных его принципов). За изнасилование в этой стране — убивали женщину, как допустившую внебрачную связь. Семья часто была не против: изнасилованная была никому не нужна, а кормить ее тоже никто не хотел.
Страной генералиссимус почти не правил: за него это делал его старший сын Абу. На четверть белый, он был капитаном морской пехоты Итальянского королевства[1], добросовестно отслужил в армии — и сейчас возглавлял одновременно и боевые отряды хабр-гадир и службы безопасности Колонии. Генералиссимусу подчинялась только набранная им гвардия, охранявшая его сейчас. Проблему возможного государственного переворота — генералиссимус решил просто: в Швейцарии у него лежало завещание, открывавшее сыну доступ к тайным номерным счетам после его смерти — но только после ненасильственной смерти. Сын знал об этом — он не знал. Сколько там лежит денег — но подозревал, что у наркоконтрабандиста и атомного контрабандиста денег должно быть более чем достаточно. Так что — сын был больше всего заинтересован в том, чтобы отец был жив и здоров. По этой причине — генералиссимус редко появлялся на людях. В сущности, ему не так много было теперь надо. Вкусно и сытно пожрать — а потом новую маленькую девочку. Вот и все.
Когда прорыгавшийся генералиссимус вышел из ванной — девочки уже не было. На шелковых простынях — он видел такие в одном фильме про любовь, растрогавшем его до слез и сразу заказал себе — остались только пятна, доказывающие, что что-то все-таки было…
И хорошо. Генералиссимус все-таки был вождем своего народа и должен был доказывать это. Появился его помощник, тощий, сутулый, похожий на богомола. Не говоря ни слова — он преподнес генералу накидку, в которой он предпочитал разгуливать по своей вилле как римский сенатор. Или как женщина…
— Что на сегодня, хитрая ты скотина… — промолвил генералиссимус.
— Калвертон Альберт ждет вас с утра Ваше сиятельство…
Калвертон Альберт был портным — одним из лучших портных, и не в Африке, а в мире. Генералиссимус был одним из его лучших клиентов: толстел так быстро, что то и дело приходилось заказывать обновки. А обновок надо было много — помимо гражданских костюмов нужны были несколько мундиров, каждый на свой случай и даже церемониальная племенная одежда. Каждый раз — Алберт прилетал замерять необъятную талию генералиссимуса и требовал денег и за это — но генералиссимус безропотно платил. Как то раз он услышал от человека с волосами цвета легкого металла и глазами цвета стали, что правильно пошитый костюм может скрыть полноту — и уверовал в это как в святое писание. Рейхскриминальдиректор, доктор Манфред Ирлмайер вообще то шутил — но генералиссимус принял его слова за чистую монету. Впрочем, Альберт и в самом деле был гением — хоть при этом и геем.
