Я встал и прошел через спальню. Нежно опустил руки на ее гладкие плечи и поцеловал ее за ухом.
— Нет, — сказала она.
— Но…
— Я уже сделала прическу, — пояснила она. — Не хочу, чтобы волосы перепутались.
— Черт с ними, — сказал я. — Мы ведь женаты!
«Но женаты ли мы?» — спросил я себя.
— Убери руки! — холодно велела Сандра.
Я подчинился, глядя на ее отражение в зеркале. Она просто прелестна. Что же здесь не так? Родинка над пупком. Слабая гравитация сыграла ей на руку: груди упруго торчат, без всякой искусственной поддержки, живот плоский. «В условиях нормальной гравитации она не была бы столь хороша», — подумал я.
Но при этом знал, что это не так.
— Не трепли мои волосы, — велела она.
— Извини, — пробормотал я.
Я сел на кровать.
— Тебе что, нечем больше заняться? — спросила Сандра.
— Нечем.
Она издала какой-то рычащий звук и вернулась к своему туалету. Начались упражнения с феном, после чего мочки ее ушей украсились сверкающими клипсами. Потом Сандра подошла к гардеробу, полностью игнорируя меня. Вытащила форменную рубашку из тонкого черного шелка, черные шорты и черные сандалии на каблуках-шпильках. Повернувшись ко мне спиной, она скользнула в рубашку и натянула шорты на длинные стройные ноги. Затем села на кровать, как будто меня там и не было, и застегнула сандалии. Вернулась к зеркалу и нанесла помаду на губы при помощи кисточки.
— Собираешься на берег? — не удержался я от сарказма.
— Если хочешь знать, главнокомандующий Листауэл располагает прекрасной коллекцией фильмов, снятых Службой разведки в негуманоидных мирах.
— Хорошо, — отвечал я. — Сейчас причешусь и вымою шею и уши.
— А тебя и не приглашали.
— Но…
Ее тон изменился — но как-то чересчур поспешно.
— Извини, Питер, но, когда старшие офицеры из других ведомств хотят вести переговоры, младшие не должны путаться под ногами.
— Понимаю, — сказал я.
Она поднялась с кресла. В обтягивающей рубашке и высоко обрезанных шортах она выглядела более голой, чем когда вышла из душа. Я остро ощущал, что под одеждой — женщина. Моя женщина. А может, и не моя? Да была ли она когда-либо моей?
— Не стоит меня дожидаться, — проговорила она.
— Спасибо.
— Ты весьма мил. По-своему.
— Спасибо.
Я посмотрел, как она уходит, зажег новую сигарету и сунул ее в рот. Я понимал, что происходит. Я не раз видел, как такое происходит с другими, но от этого не становилось легче. На земле это было бы достаточно плохо, но здесь в глубоком космосе, где Сандра является абсолютным монархом этого искусственного мирка, я вообще не в силах что-либо изменить. Там, на земле, даже в условиях феминистской культуры, мужчина может принять меры против жены и ее воздыхателя. Но посмей я сделать такую попытку здесь, меня немедленно квалифицируют как саботажника.
Но ведь есть же что-то, чем можно воспользоваться.
Должно быть.
Не может не быть.
Как много знает Марта? А Пегги?
Женщины знают о женщинах такое, какое никогда не узнает о них ни один мужчина. Это масонская ложа, куда мужчинам доступ заказан. А внутри этой ложи — соперничество. Вот она, стервозная женская сущность. И все крутится вокруг любви и войны. Если я смогу использовать ревность Марты и Пегги, тем лучше. Хорошо бы накостылять Листауэлу, потом схватить Сандру за волосы и, рыдающую, швырнуть на кровать. Но, зная Сандру, как только мужчина знает женщину, я бы не рискнул на такое. В конце концов, она капитан, а я — простой повар, и мне хорошо известно, чем чреват бунт на корабле.
Пегги подойдет лучше всего. Как женщина, Марта ненавидит Сандру, но, как старший помощник, она лояльна по отношению к капитану. Пегги, взращенная скорее в мастерской, нежели в кают-компании, меньше зависит от золотых погон и наставлений королевы-матери.
Мне все-таки это не нравилось. Есть некая бесхребетность в том, чтобы искать помощи на стороне, но я был в полном отчаянии. Я швырнул сигарету в направлении мусоросборника, поднялся и пошел по коридору. Посмотрел на дверь гостевой комнаты, занимаемой Листауэлом: интересно, что там сейчас происходит. Чуть было не ворвался туда, сжимая кулаки, которыми хотел разнести в щепки эту дверь. Чуть было не ворвался.
Но не хватило духу.
Вместо этого я отправился по коридору на соседнюю палубу, где находились офицерские каюты. Из каюты Марты слышалась громкая музыка — вернее, то, что она именовала музыкой: атональные симфонии Крашенко. Значит, она одна, получается, что и Пегги — тоже. Пегги не скрывала, что предпочитает более мелодичную музыку. Док Дженкинс как исполняющий обязанности второго помощника сейчас на вахте. А Клод Сметвик наверняка занят рассылкой своих мыслей сквозь световые года, сплетничает с друзьями-телепатами на далеких кораблях и далеких планетах.
Я постучал в дверь каюты Пегги, услышал невнятный звук, означающий, видимо, что можно войти.
Я ступил в каюту и начал пятиться назад. Пегги распростерлась на кровати, загорая под лучами солнечной лампы. Кроме темных очков и задумчивого выражения лица, на ней больше ничего не было.
Я замялся:
— Извини. Мне показалось, ты пригласила войти.
— Да, так оно и было. Закрой дверь. Сквозняк.
Я закрыл дверь и тяжело опустился в кресло. Оно стояло слишком близко к кровати. (Нет, пожалуй, недостаточно близко.) «К дьяволу все это! — подумал я. — Раз ее это не смущает, почему я должен переживать?!!» — и посмотрел на нее восхищением. В ее обнаженном теле было что-то смутно знакомое, но, в то же время, и нечто удивительное. В своих комбинезонах она выглядит бесформенной и бесцветной. Без одежды же — намного привлекательней. Довольно пухленькая, но только там, где положено, и с тонкой талией. Пожалуй, можно обхватить ее двумя руками. Неплохо бы попробовать сделать это.
— Деньги на бочку! — сказала Пегги.
— Я только хотел узнать, не подойдет ли эта твоя лампа для приготовления утки по-бомбейски.
— Утки по-бомбейски? А как она готовится?
— Это рыба, вяленная на солнце. Она воняет. Ее едят вместе с карри.
— Ну и наглый же ты лжец, Питер! — возмутилась она.
— Вовсе нет. Утка по-бомбейски выглядит именно так. Вонючая вяленая рыба.
— Не хочу это обсуждать. Может, твои мысли сейчас сосредоточены в районе живота, но явно не на желудке.
— Ну… — смущенно забормотал я.
— И вот еще что, мистер Малькольм, нечего ожидать, что я буду ловить тебя на желании возмездия, а ты меня — на том же самом.
— А это было бы неплохим решением.
— Теперь пожалуй. Но впоследствии может помешать, когда определенные личности, чьих имен мы сейчас не называем, решат, что их долг перед вышестоящими инстанциями — на первом месте. — Она продекламировала:
