Как только «медуза» на своем неотвратимом пути к цели пересекла незримые нити сторожевой паутины, Алексей услышал комариный писк — за спиной враг. Он сразу понял, что враг этот, может быть, самый серьезный из тех, кого он уже «отфиксировал на месте». (Так на жаргоне спортсменов-манипуляторов именовалась победа в поединке: с соперником, будь он человеком или продуктом технологии иной цивилизации, не суть важно, главное, чтобы в результате оказаться на коне!) Ни о форме, ни о величине, ни о намерениях преследователя статусквоатура сообщать не могла, она давала знать только о самом факте преследования. И Суровцев сделал единственное, что ему оставалось: припустил со всех ног. Иногда своевременно предпринятое бегство выручало получше всякого спирального меча или той же стоп-ракеты. Одновременно он наскоро пролистал модифицированную область памяти в той её части, где хранился фортификационный артикул Сумеречных Времён. Выяснилось, что обычно в комплекте с сервочасовым шли «мокрая вертячка», «гном-бормотун» или оверкиллер. Так кто же из них?
Пожалуй, «гном» отпадает — не способен этот недоросток двигаться бесшумно, а Алексей не слышал ни одного подозрительного звука.
Он не успел перебрать доводы в пользу остальных, как ощутил болезненный толчок в левую икру.
Болезненный, да, но отнюдь не смертельный. Значит, это и не оверкиллер, с удовлетворением подумал курсант. Поскольку этот гаврик, если засёк противника, норовит засандалить ему промеж глаз чем-нибудь поувесистее: шипалицей, например, или гравитационной битой, а вот впиваться в нижние конечности не станет, ибо подобное деяние посчитает недостойным себя…
Алексей инстинктивно занёс свободную ногу, чтобы как следует пнуть нападавшего, который и не помышлял отпускать добычу.
«Русше потерепи», — неожиданно сказал внутренний голос с каким-то необычным, скорее всего, японским акцентом.
— Зачем терпеть-то? — удивился Суровцев. — Если это «вертячка», то у меня хватит сил и желания затоптать её насмерть.
«Это не вертясика», — в интонации было столько убеждённости, что Алексей сразу расхотел спрашивать, откуда сие известно.
— Что же делать?
«Я зе сказара: потерепи, торико не смотри».
Ага, теперь во внутреннем голосе неожиданно заговорило не только японское, но и женское начало.
С чего бы это вдруг?
Однако с женщинами Лёха Бурый предпочитал не спорить.
Не стал он и пинать неизвестную гадину, авось бронелит выдюжит и не поддастся внешнему воздействию! И даже не обернулся, мало ли что? Но и оставаться на месте не было резона, поэтому он поковылял дальше, несмотря на дополнительное украшение к левой штанине «Добрыни».
Как ни странно, внутренний голос оказался прав. Протащив прицепившуюся пакость метров двести, Суровцев ощутил, что нога освободилась.
— Теперь можно посмотреть?
«Мосина».
Он повернул голову.
«Сухопутная медуза» распласталась в метре от ноги и снова напоминала бесформенную охапку березовых сучьев, по которой курсант скользнул равнодушным взглядом, когда проходил мимо ничем не приметной ниши. Потом Алексей осмотрел свой боекостюм в том месте, где в него запускала свои стрекательные волокна безумно ядовитая гадина, но ничего, даже крохотной дырочки не отыскал. Теперь он понял полезность советов внутреннего голоса: единственной открытой частью его тела было лицо, и пока он находился к «медузе», как бы это поделикатнее выразиться, тылом, что ли, паралич от соприкосновения кожи с ядом ему не грозил. А старичок «Добрыня» так и так не подвёл: не по зубам марсианским живоглотам полевые костюмы из карбидовольфрамовых нитей!
Тем временем вымотанная схваткой, точнее, яростной трёпкой чужой икры, «медуза» воздела стрекательные щупальца в ритуальном жесте Последнего Прощания («Каноны благоблистательного поведения придворных охранных автоматов» под редакцией академика Ю Сунь-чи) и, поскольку не смогла одолеть супостата в отведённое программой время (14 минут и 13 секунды с четвертью в земном исчислении), пронзила собственную мантию одной из ядовитых капсул.
Суровцеву ничего другого не осталось, как отсалютовать «благоблистательному поведению» придворного охранного автомата, покончившему с собой в лучших традициях средневековых самураев (хм, а уж не сам ли он транслировал во время атаки необходимые советы своему сопернику?), потом потёр левую штанину перчаткой и всё тем же скорым шагом двинулся дальше.
По параллельному коридору Алексею пришлось пройти чуть ли не втрое больше, чем по первоначальному туннелю, прежде чем он оказался в овальной пещере. Естественное происхождение просторного помещения подчеркивалось обилием сталактитов и сталагмитов, а в центре потолка был устроен светоход, благодаря которому внутри было достаточно светло. По-видимому, глеи в свое время не поленились установить на пути прохождения слабеньких солнечных лучей хроматические призмы, ибо на гранях известковых колонн периодически вспыхивали разноцветные искры, что придавало интерьеру карнавально-феерический оттенок. Наверное, именно где-то здесь и должна была храниться упомянутая в записке «Принцесса», которую требовалось освободить. Знать бы ещё, что она собой представляет! То ли хитроумный марсианский механизм, наподобие сервочасового или «сухопутной медузы», хотя и не особо агрессивный; то ли какие-нибудь сокровища, спрятанные слугами императора во время очередного мятежа; то ли чудом сохранившийся кокон с подлинной личинкой прекрасной глеи? В последнем случае имя Суровцева будет занесено в скрижали ксеноархеологии! Причём, навеки.
Он наглядно представил себе этот гипотетический кокон почему-то в виде хрустального ящика, через прозрачную крышку которого можно во всех деталях разглядеть хитиновые покровы спящей «Принцессы». Бедняжка забылась безмятежным сном и над ней пронеслись ни много, ни мало, а два миллиона лет. И вот, когда уже кажется, что пробуждение никогда не наступит, в последний приют несчастной вступает храбрый витязь. Могучим ударом он разбивает крышку, наклоняется над марсианкой и…
«Ишь, губу раскатар, фанатазёр!»
Следовало признать, что своевременное замечание сразу вернуло курсанта на грешную землю. И тут у него возникло сразу несколько соображений. Во-первых, «сухопутную медузу» следовало исключить из списка возможных собеседников, поскольку она сделала себе харакири и вообще осталась далеко позади; во-вторых, истинный внутренний голос никогда не обзывал Алексея обидными прозвищами типа «фантазёр», из чего следовало, что с ним вёл диалог кто-то посторонний. И этот посторонний способен читать мысли. Во всяком случае, мысли курсанта Суровцева. Ну ты, Лёха, и влип!
