У Орми по спине пробежал холодок.
— Не знаю… Сейчас мне почему-то кажется, что она была права… Но тогда я мог поклясться, что это вздор. Такое славное место. Следы какие-то она видела… Не было никаких следов. Ну да чего там, скоро станет ясно, кто из нас прав. Если ночь пройдет тихо… Понимаешь, Энки, у меня было такое чувство… это трудно объяснить… что мы не смогли бы найти другое место для ночлега, даже если бы захотели. Мы как будто были обречены ночевать здесь. Поэтому я и сказал «вздор».
— Мне тоже так показалось. И еще, помнишь, Аги сказал что-то про судьбу… какую-то глупость. И я тогда вдруг понял, что найти другое место мы не сможем. Как все это, однако, странно.
Они помолчали немного, потом Энки спросил:
— Значит, ты считаешь, что с Аги все в порядке?
— Мне кажется, да, — сказал Орми, подумав. — По крайней мере, то, что мы называем Аги… и то, что себя воспринимает как Аги, — это наш друг, и мы должны ему доверять. Другое дело, есть ли у него в мозгу, в глубине, что-то чужое, до времени притаившееся…
— Ты думаешь, одноглазая тварь могла вложить в него свою волю, как это сделала Эйле с Шуллой?
— Если это так… — Орми вздохнул, — то плохо наше дело. Если бы знать наверняка… А пока нам остается только ждать. Ни убить Аги, ни бросить его мы не можем.
— Надо как-нибудь его испытать.
— Пожалуй… Но как? Нет, знаешь, я думаю, этого не стоит делать. Если уж мы идем вместе к Старику, то должны верить друг другу. А случай узнать что-то об Аги нам обязательно представится. Подождем. — Энки помолчал и немного погодя сказал: — Тебе не кажется, что мы сами как-то переменились? Видеть немного по-другому, что ли, стали. Не замечал? Раньше ты не был таким добродушным. Враг — значит, враг, и убей его, в какую бы личину он ни рядился. А теперь… «если уж вместе», «должны верить»… О красоте заговорил. Да и я в себе иногда замечаю что-то похожее. Да что там — мы и говорить стали по-другому.
— Ну, нахватались гуганских словечек… А вообще-то ты прав. Что-то переменилось внутри. Посветлело как-то. Наверное, потому, что мы теперь не одни. А может, оттого, что тайн стало меньше.
— Наверное. А когда Старика найдем, вовсе станем другими. Кстати, по-моему, мы завтра должны его найти.
— Вот как? Ты уже в будущее заглядываешь?
— Погоди-ка! — Энки неожиданно вздрогнул и замер. — Что это?
— Тихо! — Орми тоже насторожился, прислушался. — Упыри!
Тончайший многоголосый писк доносился со всех сторон. Сомнений не было: убежище окружено упырями.
— Не меньше двух десятков, — пробормотал Орми, холодея от ужаса. — А девчонка-то была права!
Братья прыгнули с уступа, на ощупь вползли в расщелину и принялись раздувать тлеющие угли. Писк раздавался все ближе. Наконец сухие сучья вспыхнули. Эйле и Бату закашлялись от дыма и проснулись. Аги продолжал безмятежно сопеть.
— Упыри идут! — сказал Орми. — Целая стая. А огня мало, как назло.
Вход в расщелину был неширокий, двоим не разойтись. Сверху ее прикрывала каменная плита. Эйле и Бату не успели еще толком понять, что происходит, как первый упырь с сиплым свистом выпрыгнул из темноты. В тот же миг Бату пронзил его копьем, Орми хлестнул по костяной морде горящей веткой, а Энки рубанул мечом. Упырь, видно, не ожидал такого приема и поспешно отступил во тьму, подбирая вываливающиеся потроха. Но тут же ему на смену явился другой. Этот оказался пошустрее. Он проскользнул под нацеленным на него копьем и метнулся к Энки, норовя вцепиться в горло. В последний миг Энки успел отскочить и ловким ударом рассек зловонную тварь пополам. Упырь рухнул бесформенной грудой, двумя корчащимися обрубками, наполнив пещеру невыносимым смрадом. Эйле тем временем успела позаботиться об очаге. Когда мужчины отбились от первых двух кровососов, костер уже пылал мощно и жарко. Третьего упыря встречали огнем. Это действовало куда лучше, чем железо. Опаленные гадины тут же пускались наутек. Но каждый раз обожженных и напуганных сменяли новые.
— Дров больше нет! — крикнула Эйле.
— Разбуди наконец этого соню!
Аги по-прежнему мирно спал, несмотря на шум, дым и смрад. Эйле собралась было растолкать его, но тут земля под ее ногами заколыхалась… Страшный крик Эйле заставил Орми обернуться. Земляной пол пещерки заходил ходуном. Тут и там почва трескалась, вздымалась буграми и осыпалась, обнажая бурые костлявые лапы и белые черепа. Упыри лезли из-под земли, в каком-то неистовом ослеплении не замечая даже пылающего костра. Один из них попытался вылезти в самой середине очага; когда земля треснула, ему на череп посыпались угли. С диким воем упырь ушел обратно в землю, но и толстый слой песка не мог заглушить его пронзительного визга.
Энки остался защищать вход, Бату и Орми бросились на выручку к Эйле. Орми подхватил ее, лежащую без чувств, и кинул в единственный безопасный угол, где пол был каменным. Эйле свалилась прямо на спящего Аги.
Дела их были плохи. Орми и Бату отчаянно колотили головнями и мечами по прущим из-под земли черепам и цепким лапам, но было ясно, что долго им не продержаться. Упыри, нападавшие из леса, принялись метать в Энки камни. Один из них, отскочив от стены, попал ему в голову. В тот же миг налетевший упырь сбил его с ног, обхватил всеми четырьмя лапами и неторопливо, причмокивая, стал тянуться губами к шее…
И вдруг в пещере раздался грозный, могучий голос, от которого вздрогнули камни, а люди застыли как вкопанные. Голос был полон холодной ненависти и необоримой силы:
— Прочь, жалкие черви! Груаг тугур!
Мгновенно стих упыриный писк. Наполовину высунувшиеся из пола скользкие тела исчезли под землей. Никто не толпился больше у входа. Упыри скрылись.
Энки, Бату и Орми повернули головы туда, откуда раздался неведомый голос, принесший им спасение. В глубине пещеры, за очагом, стоял Аги. Вид его был ужасен. Он стал намного выше ростом, волосы на голове поднялись дыбом и шевелились, как живые; невообразимо увеличившиеся глаза, слившиеся в один надутый шар посреди лица, светились красным. Орми испытал ужас, даже близко не похожий на тот, который могли ему внушить упыри. Неведомое существо, стоявшее перед ними, существо, выдававшее себя за человека, воплощало в себе нечто куда более грозное, чуждое и злое, чем все, с чем он встречался когда-либо в мире… И главное, было ясно, что обернулись они поздно и худшее давно позади. Чудовище стремительно меняло облик, торопливо возвращало себе человеческие черты.
Волосы на голове у Аги пригладились, глаза разделились, сузились и померкли; сам он весь сник и сжался, сел, опустил голову, потом испуганно посмотрел на них… Это снова был Аги, каким они увидели его в первый раз. Эйле очнулась и села рядом с ним.
