Гусс медлил. Он раздумывал, заслуживает ли Кольсдорф спасения.
Своим отказом выступить на зверолюдей до того, как их жажда крови достигнет своего пика, маркграф обрёк десятки отдалённых деревень на разорение. Теперь же орда глубоко вцепилась людям в глотку, и на запах крови из чащи повалило ещё больше горов. Факт того, что уверенность Ахена в городских стенах оказалась напрасной, утешал мало.
Всё могло быть иначе. Столь многого можно было избежать.
И теперь Гусс взвешивал все за и против, зная, что его направят свыше. Как и всегда он в почтительном молчании пытался познать истину.
Приняв решение, он проворно двинулся вперёд, поднял свой боевой молот и ухватил его обеими руками.
— Сыновья и дочери, — его голос разнёсся по рядам фанатиков. — Во имя Того, кто собирает праведников подле Себя.
Его тонкие губы растянулись в жестокой ухмылке.
— Убить всех.
Матильда застряла где-то в арьергарде среди путаной массы шаркающих и спотыкающихся ног больных и стариков. За недели перехода от голода её кожа пообвисла и одрябла, но накопленного за долгие годы жира оставалось ещё много.
Передние ряды фанатиков уже пробились через стены, и Матильда следовала за ними, оступаясь на разрушенной каменной кладке и отбрасывая в стороны подгнившие доски. Как только воины оказались внутри, они разбежались по узким улочкам, гавкая словно псы. Повсюду стояла звериная вонь, и они со сверкающими от ярости глазами шли по её следу.
Кольсдорф лежал в руинах. Бушевали пожары, а из центра города то и дело долетали вопли ужаса и боли. В грязи валялись тела с вывернутыми шеями и переломанными ногами и руками. Кучи дерьма и внутренностей лежали, где только можно, и вокруг них уже вились тучи жирных мух.
Матильда не могла бежать быстрее. Объёмное тело тормозило её, короткие ноги поскальзывались в грязи. Ей оставалось только смотреть, как более худые фанатики, мельтеша костлявыми ногами, пробегали вперёд неё, и как их похожие на черепа лица кривились в маски животной ненависти.
Но и она внесла свою лепту. Орала вместе со всеми, ковыляла, как могла, задыхаясь от вони зверолюдов и крепко сжимая обеими руками секач.
Охота захватила её. Она позабыла свою прошлую жизнь: как прислуживала в кузнице, как растила девятерых горластых карапузов, еле сводя концы с концами в суровых землях Мидденланда. Позабыла, как было тяжело носить воду, как ломала спину на полях. Исчезли из её памяти и редкие улыбки, расцветавшие на лицах людей, когда солнце выглядывало из-за туч, и мокрая земля покрывалась цветами.
Всё пошло прахом. Дети давно умерли. Муж тоже, ему ржавым ножом вспорол живот красноглазый зверь, что пришёл из лесной чащи. Причитая и плача, Матильда бежала тогда в дикие земли, утратила себя в мире ужаса, как и все остальные, кто сумел выбраться из бойни.
Потом встретила Гусса, и жгучая боль кометы очистила её от былых страхов. Ничего она теперь не боялась, ни от чего не спасалась. Теперь она дочь Зигмара, ослепительный луч света во тьме разорённого мира.
— Убить всех! — вопила она, вторя последнему приказу Гусса и выискивая дичь среди руин. — Найти и убить всех!
Пробравшись через развалившуюся таверну, она набрела на желаемое. Перед ней открылся внутренний дворик, огороженный убогими, покосившимися строениями и усеянный клоками вонючей соломы. Невдалеке сквозь пелену дыма виднелись каменные стены зигмаритской часовни. Там горожане образовали последнюю линию обороны, и теперь зверолюды кружили вокруг неё, швыряя камни в витражные окна и колотя в двери железными топорами. Авангард фанатиков уже ворвался в звериную орду, налево и направо раздавая яростные удары.
— Смерть! — завизжала Матильда, устремившись на зверей. — Смерть! Смерть!
Она махала секачом над головой, и хлопья застарелой крови сыпались во все стороны. Рот широко раскрылся от крика, обнажив ряд пожелтевших зубов. Матильда бросилась в толпу, и глаза её горели радостным огнём.
Лютор зло отмахнулся молотом, и боёк с влажным хрустом врезался во что-то. От удара козломордый гор отлетел назад с проломленной грудной клеткой. Задыхаясь в агонии, он коротко заблеял, но тут же был повален на землю дюжиной цепких рук. Фанатики забрались на него, выдавливая глаза, отрывая с морды куски кожи, срезая пучки шерсти с окровавленной шкуры.
Священник тем временем двигался дальше и, калеча тела зверолюдов широкими размахами молота, ворвался в гущу сражения. Он был огромен, словно бастион спокойствия, возвышающийся над суетной толчеёй тел.
Повсюду вокруг него фанатики бросались на чудовищ. Дворик был завален трупами, людскими и звериными. Ни та, ни другая сторона не думала уступать. Зверьё, оторванное от вожделенной резни, изливало свою ярость на наступающие ряды фанатиков, они низко опускали рогатые головы, чтобы бодать и увечить людей, а те в ответ обрушивались на них, не взирая на смотрящую со всех сторон смерть, карабкаясь на тела павших, только бы подобраться ближе, только бы ударить, уколоть, укусить.
И гибли толпами. Но им было всё равно. Они перестали существовать, как отдельные души, что пекутся лишь о своих жизнях и помыслах, стали единой массой, воплощённым выражением открытого небрежения к себе. Они всё прибывали, не замечая резни вокруг, одержимые одной только мыслью, оставшейся в их головах.
Убить. Убить. Убить.
Словно подгоняя фанатиком вперёд, в первых рядах стоял Лютор Гусс. Пламя окрашивало его броню в красный цвет. Он врубался всё глубже в ряды зверолюдов, и кровь, словно ореол разлеталась вокруг него. Неуклюжие варгоры, угрожающе рыча, проталкивались к нему. Он убивал их одного за другим, проламывая шишковатые черепа и отрывая их мерзкие лапы. Боевой молот мерно вздымался и опускался, словно могучий колокол, и кровавый ореол вспыхивал с новой силой.
Гусс бился без боевых кличей. Только губы шевелились в такт безмолвной молитве. Лицо оставалось непроницаемой маской. В отличие от своих безумных последователей он был спокоен. Упорно, методично, шаг за шагом он продвигался через дворик, пока не оказался под карнизом у крыльца часовни.
Двери были разломаны. Гусс пролетел мимо ревущего гора, походя сломав ему позвоночник о каменный дверной косяк, и пинком выбил остатки дверных досок. С нефа донеслись грязные звуки резни.
Лютор прошёл внутрь, широкими кругами вращая молот. Два гора яростно набросились на него из тени и потянулись к горлу. Не останавливаясь, он отмахнулся своим оружием. Золотое навершие, мелькнув, врезалась в череп первого зверолюда и откинуло его второму под ноги. Ошеломлённые горы растянулись на полу. В тот же миг из дверного проёма высыпали фанатики. Готовые разорвать на части любого, они с жадно раскрытыми ртами и вытянутыми пальцами набросились на лежащих зверей.
