подождешь чуточку? Дашь привыкнуть к ситуации?
– Конечно. Все, что пожелаешь.
Алиса погладила мне голову. Поцеловала в лоб. Потом задернула шторы и сказала:
– Так будет лучше.
Тут я вспомнил, в каком ведомстве она служит. А она поняла, о чем я подумал. Села на диван, сгорбилась.
– Володя, чем-нибудь я тебя огорчала?
– О да. По мордасам. Ой-цуки. В Ижевске.
Она улыбнулась.
– А, в предвыборном штабе? Поверь, я могла бы огорчить гораздо сильнее.
Я машинально пощупал щеку.
– Верю. А сегодня драться будешь?
Она улыбнулась и расслабилась.
– Сегодня у меня мирные планы.
– Правда?
– Неужели сомневаешься? – удивилась она, кладя руку на узел своего пояса.
– Э, э, постой, погоди! Я сам. Пожалуйста, не лишай… Стоп! А нас не подслушивают?
– Почти наверняка. И даже подглядывают.
– И как ты к этому…
– Ну как? Хоть это и избитая фраза, но должно быть стыдно тем, кто подглядывает, – отчетливо произнесла Алиса. – А кому не стыдно, пусть знают, что избитыми бывают не только фразы. Я сумею найти дежурного оператора. Так что ему лучше все сейчас выключить.
Я не сомневался, что сумеет, но больше уже не разговаривал. До тех пор, пока мы не проснулись.
* * *
Сквозь шторы пробивался свет. С приоткрытого балкона слышалось чириканье птиц. Веяло ветерком, пахло прелью да талой водой. Наконец-то я услышал скрип фонаря, все еще непогасшего. И увидел на соседней подушке копну волос. Еще матовое плечо увидел. В обрамлении сбившегося одеяла.
Алиса уже не спала. Она повернулась, глядя на меня с грустью и вроде бы с благодарностью. Дело в том, что у подходящих друг другу людей сразу после секса начинается дружба. Которая опять сменяется сексом. И так далее, хоть всю жизнь, если повезет. Ну, с перерывами для еды.
– Как ты? – спросил я.
– Словно после марш-броска по очень-очень пересеченной местности.
– Хочешь еще?
– Все, больше не могу.
– Эх ты, шпионка.
– Шпионка я хорошая. Но не предполагала, что ты оголодал до тако-ой степени…
– Большая степень?
АиЗ улыбнулась, но от комментариев воздержалась.
– Ладно. Придется поесть, – сказал я. – Чем-то же надо заниматься.
– Ты животный.
– Конечно. Покормишь? А то наброшусь.
– Ой, эй, стоп! Послушай, зачем тебе женский халат? Отдай.
– Не отдам.
– Ай! Ну-ну. Уймитесь, господин советник. Оставьте часть сил для России.
Алиса встала, шлепнула по настырным рукам и отправилась в ванную.
– Так, – сказала она. – Смеситель течет.
Потом фыркнула:
– Фрейдизм какой-то…
А я повернулся на бок и вдруг уснул с чувством неоднократно исполненного долга. И с уверенностью в том, что попал, наконец, в хорошие руки. Или попался, уж не знаю точно.
* * *
Все давно отобедали. В холле девочки пылесосили ковер под картиной Страшного Суда. Очень старались.
– Добрый день, – пролепетал Любчонок.
А Томусик опустил глаза и угрюмо возил щеткой. Похоже, всерьез меня невзлюбил. За что, спрашивается? За то, что начальник. Возможно, Фиме именно такая и требовалась, но не мне. Я решил, что уволю ее при первом удобном случае. А любить буду оставшихся людей.
Алиса кормила меня на кухне.
– Что будем делать? – спросила она. – Скрывать?
Я вспомнил взгляды наших женских новобранцев и покачал головой.
– Как же, от них скроешь. Да и вообще, несолидно в нашем положении.
– А что солидно?
– Сейчас покажу. Пойдем-ка, Алисочка Георгиевна.
– Куда?
– Туда, туда. Не дрейфь, капитан.
– Прошу прощения. Полгода, как майор.
– А! Тем более. Разве майор может бояться личного состава? Не к лицу.
– А что к лицу?
Я прижал ее к буфету и зарылся лицом в вырез блузки.
– Вот что к лицу. Чертовски ты хорош, майор…
– Владимир Петро… Володя, я сейчас как-то не… обижайтесь.
Я махнул рукой.
– Грех обижаться. Такая ночь… И вообще, я тебе верю.
– Ну вот! Пора мне увольняться из органов, – сказала она. – Чтобы не изменять служебному долгу.
– Это правильно. Только благодаря служебному долгу ты, наверное, знаешь, что я…
АиЗ усмехнулась.
– Дважды был женат. Уж это знаю. И любовница я у тебя не первая. И не самая молодая. И Чижикова у тебя была, и та стенографисточка, которая придумала бацбезопасность.
В ее глазах появились слезы. Я испытал некое щиплющее чувство, похожее на совесть.
– Нет, ну ты чего? Нет, ну никакого же сравнения. Да, но…
Алиса прижала палец к моим губам.
– Ладно, не надо ничего говорить. После того, как мой муж погиб в Чечне, я тоже встречалась с одним человеком. А сначала думала – да ни за что, да по гроб жизни…
Она отвернулась.
– А потом поняла, что не получится. Живой человек должен жить. Что бы потом ни случилось на другом свете…
– Алиса, помилуй, ты была в Чечне?
– Я там и родилась. В Итум-Кале.
– Стреляла?
Холодные глаза АиЗ сузились.
– Бегали там… биатлонистки. Думаю, среди них была и та, что убила Сашу. Хирурга Бубенцова… Прямо у перевязочной палатки.
– Позволь, сколько ж тебе лет-то было?
– Семнадцать. На Кавказе рано замуж выходят. Кофе пить будешь?
– С удовольствием, – после заминки ответил я. Обдумывал, нужно ли выражать соболезнования. Решил, что лучше не царапать душу. Промолчал.
– Сколько кусочков удовольствия?
– Два. А потом пойдем и додо-ставим удовольствие членам САГ.
– Господин Оконешников плохо на тебя влияет, – неодобрительно заметила АиЗ.
– Не думаю. Видишь ли, я самостоятельно пришел к выводу, что шутки на сексуальную тему разнообразят жизнь.
– А не опошляют?
– Зависит от вкуса. Ты позволишь мне оставаться самим собой?
Алиса скупо улыбнулась. С выражением короткого, но сильного женского торжества.
– В рамках действующего законодательства.
* * *
Учтивые сотрудники САГ (мужские особи) старательно не поднимали глаз, дабы не замечать ни моего цветущего фэйса, ни теней под глазами Алисы. У них самих-то вроде получалось. Труднее пришлось подружкам, которых так и подмывало.
– Да ладно, не мучайтесь, – сказал я. – Кхэм. Дамы и господа! Минувшей ночью со мной проведена большая разъяснительная работа. В результате отношение к людям потеплело.
Любчонок взвизгнул, подпрыгнул и повис у меня на шее.
– Кхэм, – сказал Дима.
Я поправил галстук и объявил, что перемены в личных отношениях не должно смешивать с отношениями служебными.
– Иначе говоря, – уточнила майор Бубенцова, – попытки фамильярности будут пресекаться.
И мимолетно глянула на Любчонка.
– Кхэм, – сказал Дима.
– Будут, будут, – заверил я его.
– Да я разве против, рабо-рабодатель вы наш?
– Чудесно. Тогда пора сообщить мне кое-что о ваших подругах. Раз уж они здесь.
– Это вы о чем? – подозрительно осведомился Томусик.
– О самых общих анкетных данных. Согласитесь, вряд ли будет правильно, если я прилюдно начну называть вас Томусиком.
– Безлюдно тоже не стоит.
– А это уж мое личное дело. Итак, ФИО?
– Шойгу Тамара
