небольшое цунами. Пока обошлось – вот и ладно…
Работать! Работать!
Юлия улетела с очередным грузом. А Эрвин, заявив, что должен поспать, ушел в диспетчерскую, где и завалился на продавленную лежанку – рабочее место сони-диспетчера. Но вскоре после рассвета он вновь был на ногах, поспорил с охрипшим Андреем насчет очередности отправки грузов и сменил парнишку-пилота, изнемогавшего от усталости, а еще больше от груза ответственности. Дав ему передохнуть – сменил другого.
Андрею так и не удалось выкроить время на сон. Он свалился лишь под вечер, когда с пустыря, именуемого космодромом, уже исчезла большая часть грузов, а бодрый андроид Вавила заталкивал в грузовой отсек флаера последний мешок с когнитивным орехом. Как только перебрасывать на Южный кряж стало нечего, Эрвин приказал Вавиле бережно взять Андрея на руки и уложить на открытую платформу грузовика, подстелив под спящего что-нибудь помягче. Пусть отдохнет – заслужил.
На закате явилась еще одна небольшая группа бывших отказников – им указали на свободный грузовик, хотя кое-кто из валящихся с ног от жары и усталости грузчиков пробурчал с неудовольствием, что не худо бы заставить тупоумных идти пешком: пусть, мол, шевелят ногами, если не умеют шевелить мозгами.
– Но мы же пришли!.. – обиженно протестовали опоздавшие.
– Одолжили! Вот уж нам радость великая! Как же мы без вас, а? Ладно уж, лезьте в кузов…
При свете Кровавого Глаза неуклюжие грузовики местной работы с подвесными бочками газогенераторов, набитыми углем, зафыркали, задребезжали, окутались едким дымом и тронулись в путь по хорошо заметным следам пеших колонн. В свой флаер Эрвин взял инвалидное кресло, запас топливных элементов, двух грузчиков и андроида Вавилу. Лусиане побаивались неживого антропоида и молчали всю дорогу.
К исходу четвертой ночи пути нестройные колонны вышли к излучине Быстрицы. Измученные люди валились под тяжестью поклажи прямо на речной песок, выползали, извиваясь из натерших плечи лямок. Отдышавшись, ползли на карачках в мелкую теплую воду, падали в нее прямо в одежде, пили вволю, стонали в блаженстве. Один нахлебался, пришлось откачивать. Мало-помалу над кучками отдышавшихся людей затрепетали на ветерке солнцезащитные тенты, и те из беженцев, кто поленился тащить на себе шесты и слеги, люто завидовали тем, кто мог укрепить тент по-человечески. У мелеющей реки росли лишь кусты – еще зеленые возле уреза воды и уже сухие, ломкие в десяти шагах от нее. Впрочем, годные на топливо.
Душераздирающе проскрипев тормозными колодками, остановился последний грузовик – остальные уже стояли в рядок, и рачительные водители рубили кусты – топливо для прожорливых газогенераторов, если паче чаяния раньше времени кончится запасенный в мешках уголь.
Андрей угрюмо опустился на песок, вытянул гудящие ноги, отер со лба пот, провел рукой по подбородку. Отросшая щетина уже не колола. Бриться было некогда, да и незачем. Ко времени, когда удастся худо-бедно устроиться в горной долине, все половозрелое мужское население обрастет дремучими бородищами.
О трудностях налаживания жизни на новом месте Андрей пока не думал – пусть Эрвин думает на несколько шагов вперед, на то он и Вычислитель. А у нынешнего никем не избранного менеджера забота одна: довести людей до той долины, желательно без потерь. Хотя без потерь уже не обошлось и, видать, еще не обойдется…
Один сердечный приступ – вчера. Как ни странно, у здорового с виду мужика. И не сказать, что он тащил непомерно грузный заплечный мешок, – нормальная была ноша, как у всех. А вот не выдержало сердце, лег и умер.
И еще один тепловой удар – позавчера на биваке. Не спасли. Впала в кому и умерла худосочная девчушка, и негде было похоронить – всюду камень. Рыдающая мать осталась у трупа, отбившись от всех попыток увести ее, клялась, что потом догонит. Не догнала…
Андрей знал: будет еще и не такое. Эрвин, очень недовольный низкой скоростью движения пеших колонн, стращал всевозможными ужасами. Андрей отругивался: люди и так выкладываются как могут. Они могут больше, с холодной бессердечностью возражал Эрвин. Интересно, как он это узнал, – вычислил, что ли? Экий биомеханик!
Андрей спорил и ругался, в глубине души соглашаясь: медленно идем, медленно! За четыре ночи прошли столько, сколько планировалось пройти за три.
– Километров сто двадцать, как ты думаешь? – с надеждой спросил он Эрвина. Тот больше не летал на Южный кряж, а, навертев на голову тюрбан, мозолил глаза в своем летающем кресле. На него посматривали с завистью – ишь, устроился! Вот сообразительный дурак Вавила зависти не вызывал, все видели, что андроид был при деле – тащил за плечами громадный мешок, по приказу хозяина сажал на плечи обессилевших и не жаловался. Минувшей ночью на нем ехала верхом ворчливая старуха с опухшими ногами.
– Сто тринадцать, – ответил Эрвин. – Жаль, место тут хорошее. Вода есть.
– Почему жаль? – не понял Андрей.
– Могли бы идти еще час или полтора.
Ну да, могли бы! Оптимист!
– Ты посмотри на них, – указал Андрей на лагерь. – До смерти хочешь людей загнать?
– Не до смерти загнать, а от смерти угнать, – немедленно возразил Эрвин. – Слабосильных среди них все меньше, а прочие втянутся. Они уже втягиваются.
Что верно, то верно: количество слабосильных уменьшалось с каждым переходом. Флаеры и грузовые платформы сновали туда-сюда, забирая детей с матерями, беременных, стариков и больных. Ни один из флаеров еще не гробанулся, что, учитывая квалификацию пилотов, казалось странным. Впрочем, трассу они изучили хорошо.
– Что ты предлагаешь? – устало спросил Андрей. Он догадывался, что скажет Эрвин.
– Начинать движение за час до заката, прекращать спустя час после восхода.
– Хочешь непременно уложиться в график?
– А ты разве нет? – Эрвин поднял бровь. – По-моему, мы составляли его вместе, ты и я. Или у меня старческий склероз?
– Ты составлял, а я, дурак, согласился! – вспылил Андрей.
– Потому и согласился, что не дурак, – моментально возразил Эрвин. – И не горячись, на нас смотрят. Сорок километров за один переход – вот что от нас требуется. С учетом отставания – сорок пять. Больше – лучше. За двенадцать переходов мы планировали дойти до предгорий – там уже есть надежда спастись. Как у тебя с арифметикой? Позади четыре перехода, мы уже должны были пройти треть пути – а прошли едва четверть. Ты правда хочешь утопить свой народ? Ты не Моисей, море не расступится…
Ох, как хотелось сунуть
