Ознакомительная версия.
Неожиданно моряков и «троглодитов» растолкал Стриженов. Он прошел сквозь строй и устремился вперед, будто желал приветствовать «хозяев» лично.
— Федор Арсеньевич! — окликнул я офицера, сердцем чуя, что вот-вот произойдет нечто скверное. Помощник капитана даже не обернулся. Я было рванулся следом, но меня остановил Карп Дудкин.
Стриженов обошел замерших на месте «шуб» по широкой дуге. Опустился на колени перед чаном со страшным завтраком (нам его продолжали навязывать каждый божий день, а ведь «червелицые» должны были видеть, что с ним происходит).
— Братцы! — закричал Стриженов жизнерадостным голосом. — Это же — свиньи! — Он опустил обе руки в дымящийся бульон, вынул из чана два разваренных куска. — Свиньи, братцы!
У некоторых матросов после этих слов задергались кадыки. Справа и слева от меня громозвучно заурчали пустые животы. Строй зашатался сильнее, чем прежде.
Стриженов лукаво улыбнулся. Затем бросил оба куска нам. Выловил из чана еще пару ломтей и снова кинул…
Теплые капли попали мне в лицо. Я застонал, словно это была кислота, а не чуть теплый бульон. Принялся истово тереть щеки и лоб шершавыми рукавами. Запах человеческого жира преследовал меня еще долго, я никак не мог избавиться от ощущения, что проклятые капли так и остались на лице.
Жадные руки поймали бледно-серые куски на лету. Голодные рты впились в мясо пожелтевшими зубами. Началась потасовка. Кто-то отбирал у товарища кусок, чтобы насытиться самому. Кто-то — для того, чтобы втоптать дьявольское угощение в землю.
Послышались крики: — Вурдалаки! Упыри!
— Сами не жрете, так другим в рот не лезьте! Мы от слипшегося брюха подыхать не собираемся! — Акулы ненасытные! Людоеды!
— Свиньи! Свиньи!!! — орал довольный Стриженов, подбрасывая морякам добавку.
Пыль взлетела к небесам, зазвучали гулкие удары кулаков.
Я выбрался из толпы, отступил к валу. Не было ни сил, ни желания принимать участие в разворачивающемся действе. Меня поглотила неожиданная апатия, штиль, если говорить морским языком — в душе воцарился полный штиль.
В стороне на коленях стоял отец Савватий. А рядом со священником, как ни странно, переминался с ноги на ногу Гаврила. Боцман хрустел кулаками, он то делал шаг к дерущимся, то отступал обратно, едва справляясь со жгучим желанием оказаться в гуще сражения.
Карп и его шайка вооружились лопатами и встали на противоположном краю площадки. В драке они участия не принимали, зато свистели и улюлюкали, подбадривая мутузящих друг друга морячков.
— По яйцам бей! Он твоего брата жрет, а ты зенки таращишь!
— Эй, бородач! Хватит лапать матроса — он не барышня! Лучше откуси ему ухо!
Карп молча глядел на позор нашей команды. На рябом лице «вожака» читалось неприкрытое презрение.
Однако и в этот раз «шубы» остались довольными нашей работой. Под вялую ругань выбившихся из сил людей они взошли на борт летающей машины и убрались восвояси.
— Доктор! Доктор, а мне палец сломали! — пожаловался Шимченко.
Я оглядел инженера с головы до ног. Куда девался краснощекий балагур и удалец? За какой маской скрылся умелый специалист по гидравлическим системам и одновременно знаток южных вин, способный с компетентностью сомелье перебрать достоинства и недостатки содержимого буфета кают-компании? Передо мной стоял запыхавшийся оборванец с обвисшими щеками, с усами, густо припорошенными пылью, со сверкающими лихорадочным блеском глазами и покрытым ссадинами лбом. Инженер после участия в «героическом» бою, разделившем нашу команду на «вурдалаков» и «недаванок», выглядел как один из шайки Карпа. Как «троглодит», будь они неладны!
— Хорошо, — сказал я, глядя на опухающую руку инженера. — Пойдемте, поищем, из чего можно сделать шину… Вы, надеюсь, не ели человечины?
— Что вы! Да никогда! — заверил меня хитрый малоросс и убрал за спину здоровую руку, которой он только что вытирал губы.
Эх, и не завидовал я тем, кому удалось нынче набить желудки. До самого заката в их сторону летели плевки и ругань. Шестерых моряков во главе с Тарасом Шимченко, который мне, как выяснилось, таки наврал, травили и свои, и чужие. Весь день на валу и в лагере вспыхивали быстротечные драки. Всюду царил раздор и болезненная нервозность. Измученные и истощенные люди срывали злобу друг на друге, тратя остатки сил. В завершение конфликт вспыхнул с новой силой, когда грешную шестерку оставили без скудного вечернего пайка.
Однако никто не смог предугадать развязку трагедии.
Проснувшись на рассвете, мы поняли, что шестеро бежали из лагеря. Это известие вызвало в наших рядах суматоху. Одни полезли на вал, другие вскарабкались на холм у края пустоши. Мы искали беглецов, тогда как наши конвоиры даже не соизволили приподнять зады. Ситуация — глупее не придумаешь.
— Уже покойники! — махнул рукой Карп, призывая нас успокоиться и заняться работой.
В конце концов пропавшие моряки нашлись. Столпившись на вершине холма, мы молча глядели в сторону пустоши, на шесть неподвижных точек, отчетливо видневшихся на фоне ржавых песков. Что именно убило наших товарищей, мы так и не узнали. Однако в тот момент проняло всех: удалиться от канала «хозяева» не позволят.
Мы пережили очередную инспекцию, закопали в землю привезенный «шубами» завтрак, вооружились лопатами и взобрались на вал. К слову сказать, земляная гора рядом с лагерем значительно просела: столько грунта мы успели перекидать в русло. Нам удалось добраться практически до середины канала. Получилась дамба тридцатифутовой ширины, растущая во все стороны не по дням, а по часам. К сожалению, темп работы снижался — этого я не мог не заметить, — сил-то у нас оставалось меньше и меньше. Да еще столько человек убыло…
Восточный берег медленно полз нам навстречу. Гул машин доносился отчетливей. Кстати, до сих пор нам не довелось увидеть ни одного землечерпательного механизма. Зато был хорошо заметен результат их использования: на противоположной стороне трудились иначе, чем мы. Там не вгрызались в канал клинообразными насыпями, а равномерно двигали вал, раскатывая его, точно тесто по столешнице.
Моряки присели на дальнем краю дамбы, чтобы передохнуть да скурить последние папиросы, разглядывая холмистые очертания чужого берега. Нежданно-негаданно они вскочили на ноги. Принялись подпрыгивать и размахивать руками, будто жертвы кораблекрушения на необитаемом острове при виде дымов из пароходных труб.
— Э-гей! Братцы! — закричали моряки во все горло.
В тот момент мы с Карпом и Гаврилой возились неподалеку. Услышав крик матросов, я почувствовал, что сердце мое забилось в два раза скорее.
Ознакомительная версия.
