А вот проволоки он не смог найти – ни одного кусочка. Так у немки коса вроде бы на шпильках держится.
Он подошел к немке. Точно, шпильки есть. Вытащил две – ему больше не надо.
Коса, что лежала на затылке свернутым кренделем, упала вниз. Черт, симпатичная немка… Небось, если косу распустить, волосы до поясницы будут.
Пленница удивилась, залопотала что-то по-немецки, но Тихон уже повернулся к ней спиной и направился к самолету. Там стянул, скрутил шпильки на резиновых концах самодельного бандажа. Им бы продержаться всего час, за который он до аэродрома доберется. А там уже механик Иван новую трубку поставит.
Выглядела его заплата коряво, но Тихон надеялся, что свою функцию она выполнит.
Перегнувшись через борт, он открыл бензокран – бензин из места повреждения не капал. Запашок есть, видно, пары проходят, но утечки нет. Он снова перекрыл кран.
Теперь надо ждать вечера. Есть охота, да еще одна забота – запустить мотор в одиночку. Это сделать можно, но действовать надо очень быстро, тогда все получится.
Тихон улегся в паре метров от немки – все под приглядом будет.
Пленница периодически меняла положение: то боком о дерево обопрется, то ноги вытянет.
Время шло, и Тихон успокоился. Самолет к вылету готов, пленная сидит спокойно, проблем не доставляет.
Как очень скоро выяснилось, благодушествовал он зря: уже после полудня послышался рев множества моторов.
Тихон приподнялся, встревожившись. На другом конце поля, по грунтовке, двигалась колонна мотопехоты. Их сопровождали бронетранспортеры с солдатами, несколько грузовиков с пушками на прицепах.
Неожиданно немка, тоже видевшая воинскую часть, вскочила. Ноги-то у нее не связаны были, только руки. Кинувшись к своим, она громко закричала.
Тихона подбросило как пружиной. В несколько шагов он настиг беглянку, сбил ее с ног и, зажав рот рукой, потащил назад в лес. Крик ее из-за рева моторов вряд ли услышат, да и расстояние велико, метров триста, а вот увидеть вполне могли.
Он навалился на пленницу всем телом, засунул ей в рот кляп и сгоряча пару раз врезал кулаком, один раз в солнечное сплетение, второй – по лицу. Еще бы веревку ему, привязать ее к дереву, да не было. С тревогой он смотрел на колонну – остановятся или нет?
Только пехотинцы не смотрели по сторонам. Кто дремал на марше, кто байки травил.
Колонна прошла, и лишь некоторое время еще слышались звуки удаляющейся техники – рев моторов и лязг гусениц.
Может, придушить ее? Стрелять – громко, где уверенность, что недалеко патруль немецкий не проезжает или деревня с полицейскими за лесом не стоит?
От удара левая скула у немки отекла. Черт с ней! Предупреждал ведь! Сама на рожон полезла!
Зол на нее Тихон был. А если бы колонна остановилась для отдыха? Против стольких пехотинцев шансов выжить – никаких! Но и он успел бы пристрелить пленницу.
Когда она через какое-то время замычала, Тихон показал ей фигу, а потом – кулак. Кончилось время, когда он относился к ней по-людски. Сидела бы смирно – не была бы бита.
Время тянулось медленно, к вечеру начали донимать комары. Тихон отмахивался веткой, с мстительным удовлетворением наблюдая, как летающие кровососы атакуют пленницу. То на лицо и шею усядутся, то на голые ноги.
Немка вертела головой, дергала ногами. А не будет он ей веткой сгонять этих тварей, не заслужила она такого отношения к себе своим поведением!
Когда начало смеркаться, Тихон поднялся – пора было пленницу грузить в самолет. Однако он сначала вывел ее на оправку, как в армии говорят. Вновь завернул юбку, стянул трусы и увидел, что ноги у немки все покусаны, в красных волдырях. Кожа у женщин тоньше, нежнее, укусы болезненнее и сильнее чешутся.
Он повел ее к самолету. На маленький биплан немка глядела с презрением, и одному Тихону грузить ее в кабину было несподручно. Были бы руки свободны у пленницы, помогла бы. Но развязывать ей руки он опасался: неизвестно, чего от нее ждать. Головой вниз ее в кабину не сбросишь, а ногами вперед – поднимать неудобно.
Долго мучился Тихон, но сладил. Кабина-то высоко, с земли несподручно. Он надел шлем с очками, который на сиденье валялся, потом открыл бензокран, выбрался из самолета и стал проворачивать винт. Это нужно, чтобы бензовоздушную смесь в цилиндры мотора закачать. А затем – бегом на центроплан, включил магнето – и к винту, рванул лопасть вниз и отскочил. Сам не помнит, как через крыло перелез и забрался в кабину.
У самолетов колодок под шасси нет, и потому он понемногу стал сдвигаться вперед, хоть мотор и молотил на холостых оборотах.
Забравшись в кабину, Тихон пристегнулся. Уф! Несколько минут он прогревал мотор, пустив выхлоп через глушитель. С ним выхлоп тоже слышен, но глухо.
Пора взлетать, поле уже еле видно, а ему направление на взлете выдерживать надо. Глушитель отключил – мощность отбирает, ручку газа до упора вперед. Ну, выручай, родимый!
Самолетик взял разбег и взмыл в воздух. Ура! Половина дела сделана. Теперь бы до своих добраться и сесть благополучно. Небось на своем аэродроме его уже не ждут, потеряли. Плохо, что подсветку не организуют, с момента его вылета почти сутки прошли.
Через четверть часа Тихон прошел над линией фронта. Внизу – осветительные ракеты, вспышки выстрелов.
Как только пересек передовую, настроение поднялось, и он стал помаленьку снижаться. На высоте прохладно, немка небось озябла – уж в ее-то форме.
Уже аэродром должен быть, а внизу темнота.
На сотне метров Тихон стал закладывать виражи. Если аэродром где-то рядом, должны услышать шум двигателя – на У-2 выхлоп характерный. Не дураки, догадаются, что своему посадка нужна.
Но все эти рассуждения правильны, если аэродром под ним. Но если аэродром в стороне и он с расчетами ошибся, будет обидно: выкрутиться в такой передряге и разбиться при посадке…
Слева, километрах в полутора, взлетела зеленая ракета, и Тихон направил туда свой самолет. Скоро закончится бензин, надо поторапливаться.
Едва Тихон приблизился к месту сигнала, вспыхнул прожектор – как раз по курсу. Тихон прибрал газ, двигатель чихнул пару раз и заглох. Но это уже ничего не меняло. Полоса перед ним, он ее видит, а самолет управляемо планирует.
Сел! Под колесами захрустел, зашуршал гравий. А вот инерции зарулить на стоянку или к штабу, да чтобы с шиком, не получилось, остановился на середине полосы.
Прожектор сразу погас, к самолету кинулись механики, техники, облепили и вытолкали с полосы. Это первым делом, вдруг полоса срочно нужна будет – такому же бедолаге, как и он сам.
