— Товарищ генерал, внеочередное донесение от Шурави, — капитан спецсвязи вырос перед начальником, поедающим борщ в шатре-столовой.
— Что там? — генерал чуть не поперхнулся, схватив листок бумаги из рук Мохова. Пробежался глазами по строчкам. За ним, замерев, следил начштаба.
— Чтоб вас… — генерал мысленно, почти вслух послал пару нехороших слов в чей-то адрес, — полковник, кажется, мы с вами были правы насчёт возможных форс-мажоров и заторов по ходу рейда ребят! Судя по признакам, найденным ими, и согласно рапорту Рогожина — есть вероятность столкновения с противником. По маршруту ГОНа.
— Что-то серьёзное? Наткнулись?
— Ну, пока нет, но знаки, судя по всему, принадлежат боевикам! Ладно, ждём. Что нам ещё остаётся делать?! Москвичам пока говорить не будем. Чего волновать зазря старика?! Может, пронесет!
***
Не пронесло!
На скрытый дозор боевиков Ден напоролся как-то неожиданно и резко. То ли за день рейда устал, потерял бдительность, то ли стечение обстоятельств ландшафта и человеческого фактора такое. Но не потерял спецназовец выучки и опыта — он всё же первым заметил чечена за валуном, царапающего ножом на прикладе винтовки какие-то символы.
Иногда одна секунда решает в жизни многое — нередко она решает и чью-то саму жизнь!
В одну секунду Ден не только встретил смертельную опасность, но и успел оценить положение и ПДД. Выглядит нелепо, сомнительно, но мозг разведчика на рейде работает в особом режиме. Это за партой он будет долго думать над формулой или вспоминать правило написания "не" с прилагательными, а в боевых условиях его ум несравним с мудростью ни одного ясновидца планеты, не говоря уже про реакцию.
Намеренно выроненная из рук винтовка не успела ещё упасть на мох, а уже выпущенная из рукава "килька" поразила боевика в область живота. Противник тоже выронил оружие, но от боли и внезапного ужаса, длившихся ещё две секунды. Лохматое зелёное существо, не стесняясь заплечного рюкзака, гранатомёта и неудобного подъема, молниеносно, в три прыжка, преодолело дистанцию и с воинственным рыком набросилось на чеченца.
Первый удар ногой по рукоятке "кильки", вгоняя её глубже в пупок, второй рубящий — рукой в область шеи и, с уворотом, захват головы в замок. Резкий сцеп, напряг и хруст в шейных позвонках.
Конец.
Ден встрепенулся, поднялся с камней, унимая лёгкую дрожь в руках и слабость в ногах, начал разминать конечности. Бегло осмотрел убитого, оружие, поднял свою СВД. Осмотрел прицел. Порядок. "Кильку" — трёхгранное лезвие длиной с ладонь — вынул из тела боевика, обтёр об него же от крови, вставил обратно в ножны-трубку до щелчка. Сунул импровизированный сюрикен в потайной карман рукава. Наклонился и почти без смущений забрал у покойного двести баксов, свернутые как для стриптизёрши. Может, и фальшивые, но чёрт с ними!
— Я Холод. Жарко. У нас гости. Уровень два. Как понято?
— Ёп… Понял тебя. Всем первый уровень, — отозвались наушники. — Качаем квадрат. Истребитель на исходную. Работаем расчёску.
— Есть!
— Есть.
— Принято.
— Есть, Запал!
Когда бойцы заняли боевые позиции, оставив в тылу учёного, военврача и военхимика под охраной Ковальского, Рогожин отключил гарнитуру связи и повернулся к Топоркову.
— Как думаешь, Никит, много их там? И что там?
— Ну не схрон и не привал — это ясен перец! Скорее — капитальный лагерь. Потому что пост давнишний, чистый, не как в спешном рейде. Вытоптано на лёжке давно и много. Кусты все обосраны тоже давно. Камень у ручья весь покоцанный каблуками. Явно не за один день. Налицо охрана лагеря — кстати, когда-то и сменяемая.
— Красава, майор! Ладненько! Ну и выводы твои?
— Впереди неплохой лагерь чехов. Может даже, Садулаева. Подлежит срочной ликвидации либо с воздуха по нашей наводке и координатам, либо тут же самими нами.
Никита заулыбался, хотя за лицевой сеткой-маскировкой и разводами краски было не понять его мимики.
— Ишь ты, архаровец! — Рогожин перевернулся с боку на спину. — У нас приказ в бой не вступать, проблем не наживать, установку доставить, бойцов и штатских не потерять! Что скажешь, замбой?
— Хм… Ну в бой мы уже вступили, скажем так! Холод щас, глядишь, ещё снимает дозор не один-другой! — Никита опять улыбнулся. — Проблемы уже нажили, командир! По крайней мере, после нашего ухода, а может, и вслед нам. И очень скоро! Угрозы штатским и грузу пока не наблюдаю. Предлагаю сообразить планчик уничтожения энного бандформирования, как только доложится Холод!
— Смотрю, — полковник цыкнул и сел, — больно умный у меня замбой! Планчик уничтожения ему, ишь! Догадался или подсказал кто?
— Никак нет, командир! Сам. Ну что, ждём Дена?
— Да остынь ты! — Рогожин бросил камушек с холма в ручей. — Так. Никаких ликвидаций. Уносим тело чеха, запрячем дальше. Следы проверишь лично, точнее их отсутствие! И на всё четверть часа. Как понял?
— Командир. Давай подождём Холода. Новости с фронта.
— Отставить! Ему поставлю задачу сейчас уходить на запад, от возможного лагеря. Сами ходим отсюда во-о-н через ту ложбину к высотке справа.
Никита почесал затылок шлема, типа уняв зуд потной головы через броню сферы, сделал горемычную гримасу и встал.
— Есть отставить! Только не отзывайте его пока, засветите, вдруг он в этот момент кошелёк щипачит!
— Знаю, знаю! Ждём его сигнала! Глянь, что там ботаник наш!
Топорков взял "вал" наперевес и начал спускаться к ручью. Вот жара, ёклмн!
Вдруг на связи отозвался Денис.
— Я Холод. Триста метров на юг, за скалой влево, лагерь чехов. Бородатых голов с десяток, считая два поста с востока и запада. Палатки, землянки, схроны, шалаши… — умолк Ден.
— Ну, вот видишь! — повернулся Рогожин к заму, не успевшему уйти. — И на старуху бывает проруха! Уходим, пусть живут… пока!
Но тут снова зашептали наушники — видимо, Ден что-то не договорил.
— И ещё. Похоже, зиндан у них там и заложники… наши, славяне!
Лицо Рогожина вмиг сменило цвет и мимику. Неприятные мурашки побежали и по спине Топоркова. Неприятная новость! Мягко говоря!
— Повтори! — полковник чуть не закусил усик гарнитуры связи. — Похоже или точно? Подтвердить.
— Я Холод. Вижу до отделения боевиков. Двое с оружием. Перед ними на коленях гражданский. Плохо выглядит. Один бородатый бросает в яму еду. Навряд ли собакам! Как поняли? — отозвался Ден, выбрав где-то укромное местечко и через оптику созерцая лагерь боевиков.
— Принято! — Рогожин, как под тонной груза, устало и тяжело уселся на дёрн. — Вести наблюдение.
— Есть!
Молчание. Только шелест листьев над головой да журчание ручья на перекатах. Тишина в эфире. Все слышали этот диалог, но угрюмо и терпеливо ждали. Ждали решения командира и дальнейших действий. Если в лагере действительно наши заложники — пленные военнослужащие, а тем более гражданские, тут сам Бог велит принять нужное истинное и единственное решение. Прошла минута. Рогожин снова приподнялся, проницательно посмотрел на Топоркова. Брови вздёрнулись — типа, ну что?
