- Выясним. Полагаю, что самое прямое.
- Ну... Поп свое, а черт - своё. Выясняйте, мне вам сказать нечего.
- Ой ли?
- То, что это подстава с чьей-то стороны, я понимаю. Неясно только, кому это нужно и зачем.
- Напрасно вы так... - Марков покачивает головой. - Просто в своё время вам всё сходило с рук, вот и привыкли. Пора отвыкать...
Второй день я сижу в камере. На допрос хожу по два раза в день. Пока, несмотря на все мои ожидания, никто и никаких подкатов ко мне не делает. Марков методично и последовательно обкладывает меня со всех сторон, раскручивая на убийство Умарова.
Так что время на то, чтобы все по полочкам у меня разложить, имеется. И некоторые аспекты происходящего очень не по душе. В каких бы отношениях ко мне не находился майор Хлебов, поведение его выглядело непонятным. Во-первых, почему он? Насколько я знаю, в таких случаях должен был прибыть офицер из службы собственной безопасности. Уж никак не из службы майора. Это первая зарубка. Хазин умер... Странновато, мужик он был крепкий. То, что Могутова на месте нет, тоже, в принципе, объяснимо. Новый начальник - новый секретарь. Но то, что никто из ребят не позвонил мне и не сообщил о смерти Деда... Это вторая зацепка.
Вывод?
Ничего хорошего меня здесь не ждёт. Срок намотают независимо ни от чего. Не за убийство, так за мордобой. И что делать? Бежать? Пока затруднительно. Но... ещё не вечер, поглядим, что и как сложится.
Утром третьего дня меня вывели из камеры. Пристегнули наручниками к дюжему сержанту.
- На обыск поедем, Сергей Николаевич, - пояснил появившийся в коридоре Марков.
- Кого обыскивать будем?
- Квартиру вашу. Авось и найдём что-нибудь интересное.
- А смысл? Во время этого убийства я был в сорока километрах от города.
- Угу. А ещё мы нашли таксиста, который отвозил ночью от вашего дома какого-то мужчину. И аккурат в то место, где вы, по вашим же словам, и находились.
- И где ж вы его, такого памятливого и сознательного, нашли?
- Сам пришёл.
Так, третий звонок. Подстава - и к бабке не ходи.
Автомобиль тормозит около родного дома. Всей толпой вылезаем на улицу и заходим в подъезд.
Около моей двери уже топчутся два каких-то мужичка, надо полагать, понятые. Взятыми у меня ключами Марков открывает дверь, и вся шатия-братия вваливается ко мне в прихожую. Капитан заводит стандартную говорильню на тему обыска. Ничуть ему не препятствую, подтягиваю к себе кресло и присаживаюсь, не обращая внимания на возмущённого сержанта. Мой дом, и я тут хозяин - извольте терпеть!
- Сергей Николаевич, в комнату пройти не желаете? - спрашивает меня капитан.
- И что я там потерял? Свои вещи и так все наперечёт знаю, а то, что вы с собой принесли, всё равно же спрячете и без меня найдете.
- Ну, знаете ли! - возмущается он.
- Знаю. И никому из присутствующих не верю. Вам - в первую очередь.
Когда на балконе обнаруживают пустые ножны от армейского штык-ножа, я ничуть не удивляюсь. Как там ещё и полотенце со следами крови Умарова не нашли...
Из дивана торжественно достают десяток пистолетных патронов. На этом все результаты обыска и заканчиваются.
Полицию это нимало не смущает, и всё найденное фиксируется в протоколе. Добавляю туда фразу о провокации и расписываюсь.
Снова спускаемся вниз. По дороге я рассматриваю стены когда-то родного подъезда. Вот же свиньи! Столько всего понаписали! Мордой бы вас об эту писанину повозить...
Дверь камеры снова захлопывается за моей спиной. Согнав со своего места какого-то невнятного мужичка, заваливаюсь спать. Силы надо беречь, кто знает, когда они мне ещё пригодятся?
Телефонный звонок.
- Иван Егорыч? Здравствуйте, это Михалков говорит.
- Да, Никита Петрович, добрый день! Как ваше самочувствие?
- Вашими молитвами! Всё хорошо. Как там наш буйный товарищ поживает?
- Обычный 'сапог', и что вы только в нём нашли? Прост, как грабли. Его сейчас Марков дожимает.
- Дожмёт?
- Ну, лет на пять он себе уже точно заработал, если на его художества беспристрастно глянуть.
- Всего?
- Чтобы доказать его вину в убийстве пока недостаточно улик. Он, похоже, это понимает и ведёт себя нагло.
- А что, перспектива сесть даже и на пять лет, его не страшит?
- Судя по его поведению, нет. Он мужик крепкий, язык подвешен. На зоне не пропадёт.
- Значит, ему есть от кого там прятаться... Есть, что скрывать. Вот что, Иван Егорыч, я к вам подъеду завтра. Можете устроить мне с ним встречу?
- Да без проблем. Только зачем это вам?
- Хочу сам с ним поговорить.
Дверь камеры со скрипом приоткрылась.
- Рыжов! На выход!
В сопровождении двух полицейских топаю по коридору. Вот и второй этаж, сюда меня обычно водят на допрос. Передний конвоир стучит в дверь и, дождавшись ответа, подталкивает меня вперед.
На этот раз в кабинете Маркова нет. На его месте сидит крепкий солидный дядя в хорошем костюме. Седые волосы аккуратно зачесаны набок.
- Присаживайтесь, Сергей Николаевич.
- Спасибо. А вы, простите, кто таков будете?
- Это так важно?
- В моем-то положении? Да ещё как!
- Можете звать меня Иваном Ивановичем. Вы считаете свое положение достаточно серьёзным?
- А вы нет?
- Хм... оно может быть и хуже.
- Да куда уж!
- Поверьте, есть куда.
- Это вы на Умарова намекаете? Так не выйдет. Прямых улик нет, а на косвенных даже наш суд обвинительного приговора не вынесет. Тем более, учитывая нашу 'любовь' к преступникам и повальную тягу к гумманизации...
- А по другим статьям?
- Лет пять-шесть могу и схлопотать, - согласно киваю я. - Годика через два подам на условно-досрочное. И выйду.
- Не боитесь в лагерь-то попасть? Вы же в прошлом офицер спецслужб... там таких не любят.
- Так я не в обычный лагерь и попаду. Там все такие будут. А касательно боязни... так опосля Африки тот лагерь раем покажется. Можете сами попробовать.
