— Да. Наша цель — захватить дистрикты один за другим, заканчивая Вторым, тем самым отрезая Капитолий от поставок продуктов. Затем, когда он ослабеет, мы вторгнемся в его владения, — объясняет Плутарх. — Это будет совершенно новое испытание. Но будем решать проблемы по мере поступления.
— Если мы выиграем, кто встанет во главе государства? — спрашивает Гейл.
— Все, — отвечаем ему Плутарх. — Мы сформируем республику, тогда жители каждого дистрикта и Капитолия смогут выбирать представителей, которые будут представлять их интересы в централизованном правительстве. Не смотрите так подозрительно: эта система раньше работала.
— В книгах, — бормочет Хеймитч.
— В книгах по истории, — поправляет его Плутарх. — И если наши предки смогли это сделать, сможем и мы.
Честно говоря, нашим предкам нечем похвастаться. Я имею ввиду, посмотрите, в каком состоянии они нас оставили — с войнами и разрушенной планетой. Очевидно, им было плевать на то, что будет с людьми, живущими после них. Но идея с республикой звучит как значительное улучшение нашего нынешнего правительства.
— А если мы проиграем? — спрашиваю я.
— Если мы проиграем? — Плутарх рассматривает облака, и на его губах появляется ироничная улыбка. — Тогда, думаю, в следующем году нас ожидают незабываемые Голодные Игры. Они всегда мне об этом напоминают, — он достает пузырек из своего жилета, вытряхивает несколько лиловых таблеток на ладонь и протягивает нам. — Мы назвали их «морник» в твою честь, Китнисс. Повстанцы не могут позволить себе нашего заключения. Но я обещаю, это будет совершенно безболезненно.
Я беру капсулу и не знаю куда ее деть. Плутарх тыкает пальцем мне в плечо на передней части левого рукава. Я присматриваюсь и вижу крошечный кармашек, который и защищает и маскирует таблетку. Даже если у меня будут связаны руки, я смогу наклонить голову и откусить ее.
Похоже, Цинна продумал все до мелочей.
Стремительными спиралевидными маневрами планолёт опускается на широкую дорогу в окрестностях Восьмого. Моментально открываются двери и опускается лестница, по которой мы спрыгиваем на асфальт. Едва последний пассажир ступает на землю, планолёт поднимается в воздух и улетает. Меня оставляют на попечение телохранителям в лице Гейла, Боггса и двух других солдат. Съемочная группа состоит из пары Капитолийских операторов, с тяжелыми переносными камерами, нагроможденными на их тела как панцири диковинных насекомых, режиссера, женщины по имени Крессида с бритой головой, украшенной татуировками в виде виноградных лоз, и ее помощника, Мессаллы, стройного молодого человека, уши которого сплошь увешаны сережками. Присмотревшись, я замечаю, что он носит серьгу с серебряным шариком и в языке.
Как только Боггс отпихивает нас в сторону от дороги, ближе к складам, второй планолёт заходит на посадку. Этот перевозит команду из шести врачей, как я догадываюсь по их белой униформе, и запасы медикаментов. Мы все направляемся вслед за Боггсом вниз по тропинке, идущей между двумя высокими серыми складами. Изредка на обшарпанных стенах встречаются лестницы, ведущие на крышу. Когда мы выходим на широкую дорогу, кажется, будто мы попадаем в иной мир.
Раненых в утренней бомбежке несут внутрь. На самодельных носилках, в тачках и тележках, перекинув через плечо и просто крепко зажав в руках. С кровотечениями, без конечностей, без сознания. Отчаявшиеся сограждане тащат их к складу с небрежно намалеванным красным крестом над дверным проемом. Напоминает картинки из прошлого на старой кухне, где моя мать ухаживала за умирающими, только здесь их в десятки, в сотни раз больше. Я ожидала увидеть разрушенные бомбежками здания, а вместо этого оказываюсь окруженная изуродованными человеческими телами. Это здесь они меня снимать собираются? Я поворачиваюсь к Боггсу.
— Это не сработает, — говорю я. — Здесь у меня ничего не выйдет.
Скорее всего он замечает панику на моем лице, потому что останавливается на секунду и кладет руки мне на плечи.
— Выйдет. Просто дай им себя увидеть. Ты подействуешь на них лучше всякого лекарства, которые могут предложить врачи.
Женщина, принимающая пациентов, замечает нас. Присмотревшись и убедившись, что зрение ее не подводит, она широкими шагами направляется в нашу сторону. Ее темно карие глаза выглядят припухшими и уставшими, и от нее несет металлом и потом. Повязку на ее горле неплохо было бы сменить ещё дня три назад. Ремень от автомата, болтающегося у нее за спиной, врезается ей в шею, поэтому она дергает плечом, ища более удобное положение. Жестом большого пальца, она направляет медиков внутрь склада. Они повинуются без вопросов.
— Это Командующая Восьмым Пэйлор, — говорит Боггс. — Капитан, это Солдат Китнисс Эвердин.
Для капитана она выглядит довольно-таки молодо. Тридцать с небольшим. Но в ее голосе столько власти, что у тебя не возникает никаких причин сомневаться в ее назначении. Рядом с ней, в своей новенькой форме, начищенной и сияющей, я чувствую себя глупым новобранцем, неопытным, только начинающем разбираться в жизни.
— Да, я знаю, кто она такая, — говорит Пэйлор. — Значит ты жива. Мы были не уверены. — Я ошибаюсь, или в ее голосе проскальзывают обвинительные нотки?
— Я сама ещё не уверена, — отвечаю я.
— Долгий реабилитационный период. — Боггс тихонько постукивает по голове. — Сильное сотрясение. — Его голос на секунду понижается. — Выкидыш. Но она настаивала на приезде, чтобы увидеть раненых.
— Ну, их у нас предостаточно, — говорит Пэйлор.
— Вы думаете, это хорошая идея? — спрашивает Гейл, недовольно разглядывая госпиталь. — Размещать раненых вот так?
Я не думаю. Любая заразная болезнь распространиться здесь как пламя в сухой траве.
— Ну, думаю, это куда лучше, чем просто бросить их умирать, — говорит Пэйлор.
— Я не это имел ввиду, — отвечает Гейл.
— Ну, пока что это является ещё одной моей задачей. Но если вы пришли с третьей и если за ней стоит Койн, то я вся в внимании. — Пэйлор машет мне по направлению к двери. — Пойдем внутрь, Сойка-пересмешница. И захвати с собой друзей.
Я оглядываюсь на клоунаду в лице моей съемочной группы, набираюсь решимости и следую за ней в госпиталь. Какие-то тяжелые промышленные занавеси свисают с потолка здания, образуя подобие коридора. Трупы лежат бок о бок друг с другом, занавеси обтираются о их головы, лица покрыты белой тканью. — Общая могила вырыта в нескольких кварталах к западу отсюда, но пока у меня нет свободных рук, чтобы отнести их туда, — говорит Пэйлор. Она находит проём в занавеси и открывает его шире.
