20
Цветной витраж реальности разбивается вдребезги, открывая ужасный мир, находившийся за ним. Смех сменяется воплями, мостовую пастельных тонов заливает кровь, а спецэффекты, использованные для телесъемки, скрывает настоящий дым.
Второй взрыв как будто раскалывает на части сам воздух. В ушах звенит, но я не могу понять, где рвануло.
Добираюсь до Боггса, пытаюсь разглядеть что-нибудь в кровавом месиве, ищу, чем можно остановить кровь. Хоумс отталкивает меня, раскрывает аптечку. Боггс хватает меня за руку. У него серое лицо – покрытое пеплом лицо умирающего. Он угасает, но продолжает командовать:
– Голограф.
Голограф. Я бешено раскапываю груду липких от крови обломков, содрогаясь, когда натыкаюсь на кусочки еще теплой плоти. Голограф, как и сапог Боггса, застрял в шахте лестницы. Я достаю устройство, вытираю его ладонями и возвращаю командиру.
На культю, в которую превратилось левое бедро Боггса, Хоумс наложил какую-то давящую повязку – но она уже промокла насквозь. Сейчас он прилаживает жгут над коленом правой. Остальные бойцы заняли оборону вокруг нас и съемочной группы. Финник пытается оживить Мессаллу, которого взрывная волна впечатала в стену. Джексон орет в рацию, требует прислать медиков из лагеря, но я знаю: врачи не помогут. Еще в детстве, наблюдая за работой матери, я заметила – если лужа крови достигает определенного размера, человека уже не спасти.
Я встаю на колени рядом с Боггсом и готовлюсь сыграть ту же роль, что когда-то с Рутой и морфлингом из Шестого. Я буду держать Боггса за руку, пока он уходит. Но обе руки у него заняты: он работает на голографе – вводит какую-то команду, прижимает большой палец к экрану, чтобы провести идентификацию, называет пароль – последовательность букв и цифр. Экран вспыхивает зеленым, освещая лицо командира.
– Утратил способность командовать отрядом, – говорит Боггс. – Доступ ко всем секретным материалам передается солдату отряда 451 Китнисс Эвердин.
Из последних сил он поворачивает голограф в мою сторону.
– Назови свое имя.
– Китнисс Эвердин, – говорю я в поток зеленого света, и внезапно он окружает меня. Сканирует? Записывает? Ослепляет? Тут свет гаснет, и я трясу головой, чтобы прийти в себя. – Что ты сделал?
– Приготовиться к отступлению! – кричит Джексон.
Финник орет что-то в ответ, указывая туда, откуда мы пришли. Там, словно из гейзера, вылетает что-то черное и маслянистое, превращаясь в сплошную стену тьмы. Это вещество не жидкость и не газ, и оно не похоже ни на природное, ни на искусственное соединение. Ясно одно: эта штука смертельно опасна. Так что назад пути нет.
Грохот пальбы оглушает: Гейл и Лиг Первая выстрелами прокладывают дорогу. Смысл их действий до меня доходит, только когда в десяти ярдах от нас взрывается еще одна бомба: это примитивный поиск мин. Мы с Хоумсом хватаем Боггса и бежим за Гейлом. Командир кричит от боли, и я хочу остановиться, придумать что-нибудь, но тьма раздувается над нами, накатывает, словно волна.
Кто-то рывком тянет меня назад; я отпускаю Боггса и падаю. Пустые, безумные глаза: Пит. Он замахивается прикладом, чтобы размозжить мне череп. Я откатываюсь в сторону, слышу, как приклад врезается в мостовую, краем глаза замечаю, что Митчелл сбивает Пита с ног. Пит, которому безумие только придало сил, поджимает ноги и лягает Митчелла в живот, отбрасывая на несколько ярдов.
Ловушка, приведенная в действие, громко трещит. Четыре троса, закрепленные на зданиях, поднимаются над грудой обломков; тащат сеть, в которую попадает Митчелл. Внезапно его тело заливает кровь, и мы замечаем, что проволока, из которой сделана сеть, покрыта крошечными колючками. Я сразу узнаю ее – такая же проволока украшала ограждение Двенадцатого дистрикта. Я кричу, чтобы он не двигался, и вдруг на меня накатывает тошнота от плотной, невыносимой вони, похожей на запах гудрона. Волна тьмы поднялась до максимальной высоты и теперь падает на нас.
Расстреляв замок на двери ближайшего здания, Гейл и Лиг Первая открывают огонь по тросам, на которых висит сетка. Остальные держат Пита. Я бросаюсь к Боггсу, и мы с Хоумсом затаскиваем его в дом, проносим по чьей-то гостиной, обитой белым и розовым бархатом, по коридору, увешанному семейными фотографиями, и падаем без сил на мраморном полу кухни. Кастор и Поллукс заносят извивающегося Пита. Джексон удается надеть на него наручники, но от этого он приходит в еще большую ярость, и нам приходится запереть его в шкафу.
Хлопает дверь гостиной, кричат люди. Топот ног в коридоре. Мимо дома проносится черная волна. Трещат и ломаются окна. Вонь заполняет каждый уголок. Финник вносит Мессаллу; за ним, спотыкаясь и кашляя, входят Лиг Первая и Крессида.
– Гейл! – кричу я.
Он захлопывает за собою дверь и, задыхаясь, выжимает из себя только одно слово:
– Газ!
Кастор с Поллуксом затыкают щели полотенцами, а Гейл блюет в ярко-желтую раковину.
– Митчелл? – спрашивает Хоумс.
Лиг Первая качает головой.
Боггс сует мне в руки голограф и что-то говорит, но ничего не слышно. Я склоняюсь к Боггсу и слышу хриплый шепот:
– Не доверяй им. Не возвращайся. Убей Пита. Сделай то, ради чего ты сюда пришла.
Я отстраняюсь, чтобы заглянуть в глаза командира.
– Что? Боггс? Боггс?
Его глаза открыты, но он уже мертв. Кровь Боггса приклеила голограф к моей ладони.
Пит колотит ногами в дверь шкафа, однако его силы явно на исходе. Темп ударов замедляется, и наконец наступает тишина. Может, Пит тоже умер?
– Его больше нет? – спрашивает Финник, глядя на Боггса.
Я киваю.
– Уходим отсюда. Немедленно. Мы только что активировали целую улицу капсул, и, наверное, нас засекли камеры наблюдений.
– Тут уж можешь быть спокоен, – отвечает Кастор. – На каждой улице есть камеры, так что волну включили, как только мы приступили к съемкам ролика.
– Радио вырубилось почти сразу – похоже, враг применил электромагнитную бомбу. Ничего, я выведу нас к лагерю. Давай голограф, – Джексон тянется к прибору, но я прижимаю его к груди.
– Нет, Боггс отдал его мне.
– Не тупи! – рявкает она. После смерти Боггса она стала старшей по званию и, естественно, считает, что устройство должно достаться ей.
– Все верно, – замечает Хоумс, – перед смертью Боггс дал Китнисс доступ ко всем секретным материалам. Я сам это видел.
– Почему он это сделал? – Джексон не верит своим ушам.
Действительно, почему? Я вспоминаю события последних пяти минут, и мое сознание не может вместить в себя все эти ужасы – искалеченного, умирающего Боггса, безумную ярость Пита, мерзкую черную волну, проглатывающую окровавленного Митчелла. Я поворачиваюсь к Боггсу; ах, как он нужен мне сейчас! Внезапно становится ясно, что он – и возможно, он один – был на моей стороне. И больше никто. Я вспоминаю его последний приказ…
