Ознакомительная версия.
— Что ты делал в морге? — спросил Пионов, следя за мной в зеркало заднего вида.
— Искал блондинку, — ответил я честно.
— Нашел? — спросил он, и в его голосе прозвучали странные нотки.
— Она что, действительно, инопланетянка? — в свою очередь спросил я.
Он едва не кивнул в ответ на мою проницательность.
— Бред! — высказался Акиндин и сделал губами так: — 'Тру-у-у…
— Что-то мне не понравились глаза у вашего напарника, — сказал я, улыбаясь Акиндину. — Наверное, он наркоман. Возьмите у него анализ мочи.
— Не усложняй себе жизнь, — заметила Люси, — а то тебе придется изменить показания насчет бара.
Я пропусти ее угрозу мимо ушей, потому что по большому счету это было детским лепетом, и я им не поверил насчет ниточек и алиби — кому нужно ставить под сомнение мои показания, о которых знала только полиция. У меня был иной козырь.
— Ее там нет… — сказал я не без торжества.
Стало тихо, как в судный день, даже дождь, похоже, перешел на октаву ниже.
— Притормози! — приказал Пионов, и мы на заднем сидении дружно качнулись вперед. — Как это нет?!
— Откуда я знаю? — удивился я и, глядя на них, вставил шпильку: — Это ваша прерогатива.
— Ты эту идею брось, дорогуша, — совершенно некстати произнес Акиндин.
Наверное, он решил обратиться к здравому смыслу спутников, потому с логикой у него, на мой взгляд, оказалось все нормально.
Люся выразительно посмотрела на Пионова и сделала жест, чтобы покрутить пальцем у виска. Я только не понял, насчет кого — меня или Акиндина.
— Ладно… — сказал Пионов, повернувшись ко мне и морщась, как от зубной боли, — вылазь!
— Я все равно найду, где она! — крикнул я им, едва успев выдернуть из машины свой зонт.
Люся выглядела крайне недовольной. Акиндин произнес очередную глупость: 'Дурак спит, а счастье у него в головах стоит'. Что думал Пионов, я так и не понял, потому что в этот момент он смотрел в окно. В общем, я им подкинул работенку. Но что хотела выразить своим жестом Люся? Было два варианта: первый — они считали меня идиотом, который копает на пустом месте, второй — она меня наконец оценила, но с точки зрения потенциального покойника. А если это так, то человек в черном рано или поздно должен меня найти, и тогда они дружно сыграют марш Шопена на расческе, пивном бокале и люсиных заколках. Выходит, что блондинку действительно забрал кто угодно, но только не полиция. Может быть, человек в черном?
Район станции 'Владимирская' давно пришел в запустение: вход под землю провалился, просел и Кузнечный рынок за ним. Население постепенно перебралось в другие районы — благо места было предостаточно.
Большой котлован, заросший по берегам непролазными джунглями, был наполнен цветущей водой, и поговаривали, что здесь водилась только рыба 'чучунда', приплывающая откуда-то из глубин метро — рыба невероятных размеров и большой силы. Все попытки выловить ее заканчивались трагически. Последний раз троих рыбаков в лодке она попросту перевернула, и только одному удалось выбраться на берег. Так что только сумасшедший мог ловить здесь рыбу. Однако такой сумасшедший стоял на мостике с удочкой в руках и делал вид, что его страшно интересует поплавок. При этом он выглядел, как подросток, которого уличили за неблаговидным поступком.
Я незаметно оглянулся — Леха благоразумно прятался за деревьями.
— Стой там, где стоишь, — посоветовал я ему.
— У меня, как в аптеке… — отозвался он. — Я рыбачка еще по пути сюда срисовал.
— Кто бы сомневался… — похвалил я его.
Все это время я безуспешно боролся в головной болью, массируя большой палец попеременно на правой и левой руке. Вид у меня, наверное, был странным, потому что рыбак наконец смотал снасти и ушел.
— У тебя есть таблетка от головы? — спросил я.
— Есть, — ответил Леха. И тут его понесло: — У меня была баба…
— Женщина? — уточнил я, сворачивая на улицу Ломоносова мимо строения в виде утюга.
Дома — кое-где еще с богатым декором — в этой части города давно стали одинаково безликими: в подушках мха, с карнизов свешивались лишайники, аварийные балконы, некрашеные миллион лет двери и окна — все с укором взирали на зеленый мир. Удивительно, почему здесь еще не завелись мартышки, подумал я. Под ногами лопалось почерневшие осколки. Жизнь в городе, как у тяжело больного, постепенно отползала к центру.
— Скажи мне, почему в этом квартале никто не живет, а через дорогу — пожалуйста? Какой-то квадратно-гнездовой тип размещения. Даже хлысты не селятся.
— Не знаю, — признался Леха. — Еще до тебя газета исследовала этот феномен, но даже Лука ничего существенного не раскопал. Правда, он утверждал, что это имеет отношение к теории равновесных систем, что, якобы, так космос видит нас, и все подобное.
Я представил, как главный посмеивался, читая подобную чепуху. Как известно, все неизвестное кажется значительным. Леха немного подождал, пропуская меня вперед и обходя рекламный плакат со странной надписью: 'Летайте самолетами Аэроф… , и продолжая:
— Ну да… Так она эти таблетки глотала пачками. И не только глотала…
Поперек тротуара валялся старый американский мотоцикл 'чоппер'. Прошлогодняя трава и ветки застряли в его спицах.
— Может, это не те таблетки? — спросил я машинально, ибо привык к его болтовне.
Демонстрируемый Лехой целибат приводил в смущение немало женщин, и всем им хотелось прибрать Леху к рукам. Видать, и эта женщина пала жертвой его холостяцких привычек.
— Может, и не те. Она мне не объясняла.
— С кем ты связываешься? — удивился я, отнюдь не желая потворствовать другу в его экспериментах.
Рыбак, очевидно, очень быстро двигался по переулку Щербакова, потому что я вдруг увидел его спину впереди, когда он переходил мост. Где-то у них здесь должен быть еще один соглядатай. Ведь по логике вещей они не работают по одиночке. Уж очень демонстративно велась слежка. А от этого точно не убежишь. Он предусмотрительно не пользовался зонтом.
— И твоя Таня Малыш…
— Она давно не моя, — парировал я.
Впрочем, мне было наплевать на его суждения. В редакции разве сохранишь секреты?! Наш роман оказался слишком быстротечным, чтобы его вспоминать всуе. Мы ни в чем не отличились. К тому же она вечно плакала, а в перерывах между слезами жеманничала, чего я терпеть не могу. Меня раздражало в ней все — она даже дверь машины закрывала ногою. Однажды мне надоело такая жизнь, омытая океаном слез, и я ушел. С тех пор я избегал подобных экспериментов. Правда, когда я на нее порой смотрю, во мне еще шевелятся старые чувства, но я не рискую ничего повторять, ибо помню, что тайна этой женщины составляет одна вода. И все же вспоминая наше маленькое, убогое прошлое, я пришел к выводу, что, когда она плакала, то нравилась мне даже больше, ибо в этом состоянии не умела произносить глупости, и слава богу.
Ознакомительная версия.
