– Господи… – всхлипнула жена, – его же от тебя не отличишь.
Я вскочил с пола.
– Да ну? Значит, я плохо сегодня выгляжу. – В таком бешенстве я давно не был. – А ты куда смотрел, говнюк?! – накинулся я на Илью. – Где твои аналитические мозги?!
Илья протестующе выставил руку:
– Старик, меня тут не было. Я ходил в шкаф купаться. Думал, может, повезет без дождя…
– Ну и как, блин, искупался?!
– В лучшем виде, блин! Возвращаюсь, а она тут рыдает. С Глебом, говорит, разругалась. Глеб, говорит, уходя велел: «Когда вернусь, чтоб духу твоего здесь не было!» Что я должен был думать, старик?
Тут, как говорится, мне совсем поплохело.
– Ты должен был думать, Илья! Думать, и ничего более! Интересно, что тебе должны обо мне рассказать, чтобы ты не поверил?! Что я режу на кусочки младенцев и уплетаю на десерт?! Да и то – кто меня знает! Не правда ли?!
Илья теребил бороду, уставясь в пол.
– Ладно, ша… прокол вышел.
– Это все я! – всхлипывала Дашка. – Не понимаю, как я могла…
– А ты, – обернулся я к ней, – упаковала уже вещички? Не помешал?
Она бросилась ко мне:
– Он же твоя копия: голос, жесты…
Я отстранился:
– Неужели?! Помнится, кто-то хвастался, что читает мои мысли. И что же прочла ты у двойника? Или шрифт был мелкий?
– Глеб, ну пожалуйста…
– Прочь руки! Значит, я способен тебя выставить?
– Не знаю, что на меня нашло. Он выстроил такую иезуитскую аргументацию…
– В таком случае, радость моя, тебе тот же вопросик, что и Гольдбергу. Только перефразируем применительно к обстановке. Что я должен сделать и сказать, чтобы ты догадалась, что это не я?
Дашка сердито притопнула ногой. Волосы ее были всклокочены, по щекам катились слезы, а глаза сияли. И не было в этих глазах ни раскаяния, ни горечи – одна лишь радость оттого, что все так замечательно объяснилось.
– Слушай, засранец! – прикрикнула она. – Согласна, я облажалась! Ты должен меня наказать!
Илья хихикнул и уселся на диван, положив ногу на ногу.
А я нахмурил брови:
– Золотые слова. Как наказать?
Дашка вздохнула. Затем задрала сзади платье, выставив трусики.
– Шлепай.
Илья заерзал на диване:
– Эй, прекрати это…
– Не лезь в мою личную жизнь, Гольдберг! – Дашка повернулась ко мне спиной. – Шлепай. Желательно, мягким поглаживанием.
Мы с Ильей расхохотались. Подняв с пола пакет кефира, я сел на диван. Дашка мигом устроилась рядом.
– Стасу дозвонились? – осведомился я.
– Да, – ответили они дуэтом.
– Где же он, черт побери?
– Едет, – сказал Илья.
– Из загорода, – дополнила Дашка. – Плохо было слышно.
Я хлебнул кефира.
– То есть вы ничего ему не рассказали?
Дашка мотнула волосами:
– Даже не намекнули. Решили: здесь, на месте.
– Кстати, что новенького? – спросил Илья. – Разузнал что-нибудь?
Я еще отхлебнул кефира
– Практически очень мало.
Илья наклонился в мою сторону.
– Выкладывай. Для домашнего анализа.
Дашка выдохнула мне в лицо:
– Извини, что мы не в форме.
– Еще бы, – сказал я. – После такой жестокой порки.
Мы втроем рассмеялись.
Дашка постучала себя по лбу:
– Боже, что я за идиотка! Ведь у двойника юмор на нуле!
– Ценное наблюдение. – Допив кефир, я смял пакет. – Только что оно нам дает?… Ладно, для домашнего анализа. – Я проинформировал их о том, что узнал от Папани про лже-Француза. Поведал о господине с тросточкой и о новом нападении на Сычиху.
Глаза Ильи загорелись:
– Ни фига себе! Сколько прелестей за полдня! А тут сидишь над этой математикой, корпишь… Даже когда является двойник, я почему-то отсутствую.
Дашкины глаза, напротив, погрустнели:
– Начинается. Круги расходятся, и конца не видно. Как со Змеиной пирамидой.
Я пригладил ее волосы:
– Что за панические настроения? Отвези-ка Илюшку ДОМОЙ.
Дарья пристально на меня посмотрела:
– А ты?
– Дождусь Стаса.
– Мне рано еще домой, – буркнул Илья.
Дашкин взгляд продолжал меня жечь.
– Гольдберг, ты не врубился? Он же надеется, что мы уедем, а двойник вновь придет в гости. Тут он с ним и разберется. – И, предупреждая мой вопрос, пояснила: – Двойник, судя по всему, предпочитает являться лишь тогда, когда кто-то из нас в одиночестве.
Обалдеть! Дашка не переставала меня изумлять.
– Учись, Илья, – сказал я как бы в шутку. – Вот кто у нас аналитик. Временами.
Илья со вздохом поднялся с дивана.
– У меня тоже вагон идей. Только не созрели.
– Давай, старик. – Я передал жене ключи от машины. – Не церемонься, тут все свои.
Мы прошли на кухню, где Илья взял с подоконника свою папку и сказал:
– Он хотел вас поссорить.
Дашка фыркнула:
– Гольдберг, ты гений. Сам додумался?
Илья резко к ней обернулся:
– Дуська, напряги мозги. Зачем ему такие психологические выверты? Если он тот самый Француз – бандит и убийца…
– Или работает на кого-то, – ввернул я.
– Или работает на кого-то, – кивнул Илья, – тогда возникает ключевой вопрос, ответ на который и будет решением задачи. – Илья выдержал паузу. – Знает он, кто такой Глеб, или не знает? Если знает – либо он какой-то новый Змей, либо должен держаться отсюда подальше:
Ход его мысли меня заинтересовал.
– Змей не вел бы себя столь опрометчиво, – заметил я, бросив кефирный пакет в мусорное ведро. – Зная о существовании Мангуста, Змей не лез бы на рожон, а строил бы тайно свою Пирамиду, копил бы силы. Только так.
– Допустим, – подхватил Илья. – Но если этот лже-Француз не знает, кто ты, тогда какого черта он подставляет именно тебя? Причем с такой настырностью. Итак, главный вопрос: знает или не знает? Все остальное вытекает как следствие.
Я кивнул.
– Неплохо, старик. Очень неплохо.
Дашка чмокнула Илью в щеку:
– Молоток. Извини, что обозвала тебя гением.
Илья похлопал ее по плечу.
– Поехали, Лосева-Грин. Если, конечно, ты уже собрала вещички.
– А вот за это – по рогам!
Они вышли за порог, но дверь не закрыли. При звуке подъезжающего лифта Дашкин голос произнес: «Подожди, я сейчас». Она вернулась на кухню и указала на свою переносицу:
– Смотри сюда.
– Смотрю. – Я посмотрел ей в глаза.
Глаза были грустными.
– Ты меня простил?
– Ну что ты, родная…
– А я себя не прощу. Как я могла обознаться?
– Дашка, иди к черту. Любая бы на твоем месте…
– Я не любая! – притопнула она ногой. – Никогда больше не ошибусь. И вообще… Не смей думать, что я не читаю твои мысли. Хамство какое! – Она вышла и захлопнула дверь.
Улыбка, застывшая на моей физиономии, вероятно, была глупой. Слава богу, я ее не видел, только ощущал. Впрочем, пора было взглянуть на себя в зеркало, ибо в ожидании событий, от нечего делать, я решил поработать над автопортретом. Недостатков у меня уйма, но учеником я всегда был прилежным.