Джон перестал материться и ушел. Ошарашенные бойцы некоторое время молчали и растерянно глядели вслед разгневанному вождю. Затем рядовой Раста (тот самый, который дважды обратил на себя внимание сэра Джона) застегнул штаны и сказал:
— Зря ты, Майк, ее зарезал.
— Да я думал… — пробормотал Майк и осекся.
Отвернулся и утер слезу, неведомо как нарисовавшуюся в уголке глаза.
— Кто ж знал? — подал голос рядовой со странной фамилией Тужур. — Я тоже подумал, что он приказал скотоложество прекратить, а он просто башкой уехал.
— Ты базар фильтруй, — посоветовал ему Раста. — Посмотрел бы я на тебя на его месте, как бы ты башкой уехал.
— Да я чего? Я ничего, — сказал Тужур. — Я же не в наезд, я типа объясняю.
— Заткнитесь вы все, — сказал Майк негромко, но очень внушительно.
Все заткнулись.
— Тоже поехал башкой, — прошептал себе под нос рядовой Тужур.
— Пойду дозором пройдусь, — сказал Майк. — Раста за старшего.
— Командир, может, это… сам-то зачем? — попытался возразить Раста.
— Ты меня еще поучи, — сказал ему Майк.
Он зашел за угол коридора, сел на пол и уткнулся лицом в колени. Очень хотелось заплакать, но глаза почему-то оставались сухими. Когда Джон начал материться, Майку вдруг почудилось, что где-то далеко-далеко мерзкие беложопые твари точно так же насилуют всем отрядом леди Элоизу Брентон, которая давно уже не любимая и вообще шлюха по жизни, спасибо ребятам, что разъяснили… Но дело не в ней, дело в том, что есть ли хоть какая-нибудь разница между богомерзкими эльфами и богоизбранной человеческой расой? Нет никакой разницы, правильно сказал сэр Джон, убивать и насиловать всех других прочих — именно в этом заключается смысл бытия любого человекообразного. Кроме идеалистичных придурков, вроде сэра Джона или самого Майка Карпентера. И так будет всегда, времена будут меняться, а они всегда останутся идеалистическими придурками, поехавшими башкой, а нормальные, уважаемые люди будут продолжать убивать и насиловать. Никогда ничего не изменится, никогда. Все безнадежно.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Месть комиссаров
Джон явился в конференц-зал мрачнее тучи. Алиса бросила на него быстрый взгляд, охнула, вскочила, бросилась к любимому, повисла на шее.
— Что случилось, милый? — спросила она.
— Анжела сбежала, — ответил Джон.
Несколько секунд Алиса непонимающе глядела на него, затем рассмеялась.
— Нельзя так пугать-то! — воскликнула она. — Я уж подумала, что-то важное случилось…
— Это и есть важное, — мрачно произнес Джон. — Если она успеет быстро собрать ополчение или какую-нибудь дежурную часть, я не знаю, как у них гарнизонная служба устроена… Не дай боги, конечно… Как она смылась — не понимаю, только руку отпустил, оглядываюсь — нет никого. Я дурак.
Алиса улыбнулась, чмокнула Джона в губы и сказала:
— Не расстраивайся, милый. Я тебя все равно люблю, глупого. Ой, у тебя кровь на ноге!
Действительно, правая штанина Джона была порвана и запачкана кровью.
— Ерунда, царапина, — смущенно пробормотал Джон. — Это я ногой по стене в сердцах вдарил, а она провалилась.
Сержант Дэвидсон рассмеялся. Джон и Алиса посмотрели на него, он смутился и пробормотал:
— Извините.
— А Седрик где? — спросил Джон.
Теперь настала очередь Алисы смущаться.
— Тут, видишь ли, какое дело… — начала она и запнулась, не зная, как продолжить.
Дэвидсон пришел ей на помощь.
— А это правда, что сэр Мунлайт сэру Рейнбладу… э-э-э… докладывал? — спросил он.
Джон нахмурился.
— Понимаю, — сказал он. — Разболтала, дура.
— Чего сразу дура?! — возмутилась Алиса. — Сам дурак! Вон, мымра у тебя сбежала!
— Я дурак, — согласился Джон. — Но и ты тоже дура. Зря я тогда не сказал, чтобы не болтали насчет Седрика, думал, это само собой разумеется. Глупо получилось.
— Так, значит, правда, — констатировал Дэвидсон.
— Правда, — согласился Джон. — И что с того?
— Ну… — протянул Дэвидсон и замолк.
— Седрик Мунлайт — отличный командир, — заявил Джон. — Если он не дослужится до полковника, я очень удивлюсь. В этом бою он действовал безупречно, достойно всяческого подражания, ты это сам знаешь, он тебе жизнь спас, когда толпа поперла. А что моральные установки нетипичные… Джизес не зря говорил: «Кто без греха, пусть первый бросит камень». Думаешь, я сам никому не стучал? Отвечай, сержант!
Дэвидсон принял стойку «смирно» и молодцевато ответил:
— Не могу знать, сэр!
— Так я тебе докладываю, — сказал Джон. — И стучал, и предавал, и чего только не делал. И что, плохой я командир?
— Так он тебе и признался, — встряла Алиса.
— Никак нет, сэр! — отрапортовал Дэвидсон.
— Где Седрик? — спросил Джон.
— Наверху, — ответила Алиса. — Спит, наверное.
Джон нацепил очки и обвел зал биодетектором.
— А, вижу, — сказал он.
И пошел наверх.
— Ты куда? — спросила Алиса.
— Извиняться, — ответил Джон.
— За что? — спросила Алиса.
— Не за что, а за кого, — ответил Джон. — За тебя. Обидела человека ни за что.
— А ему меня обижать можно? — возмутилась Алиса.
— Ему тоже нельзя, — сказал Джон.
На эти слова Алиса не нашла что возразить.
Джон подошел к Седрику и уселся на краешек соседнего креслодивана.
— Седрик, прости дурака, — сказал Джон.
— Хватит вам унижаться, — отозвался Седрик. — Слушать противно.
— Зря ты так говоришь, — покачал головой Джон. — Когда стесняешься признаваться в прегрешении, это гораздо тяжелее, чем когда признаешься и унижаешься. Я от друзей стараюсь ничего не скрывать.
Седрик скептически хмыкнул.
— Но обычно не получается, — продолжил Джон. — Тогда, на моей бывшей даче, в подвале, когда я всем во всем признавался, я таким счастливым себя чувствовал… Думал, хватит уже врать и изворачиваться, теперь я среди друзей, они люди хорошие, с ними можно по-человечески обращаться… А они…
— А что они? — заинтересовался Седрик.
— Девчонок эльфийских насилуют с нечеловеческой жестокостью, — скривился Джон. — Говорят, мальчиков тоже насилуют.
— Ну, так девочек на всех не хватает, — глубокомысленно заметил Седрик. — А что в этом плохого? Эльфы — они же не люди, а твари богопротивные.
Джон вздохнул и сказал:
— Вот гляжу я на тебя, вроде хороший человек, достойный во всех смыслах, храбрый, ответственный. А как копнешь чуть глубже…
— А вы глубоко не копайте, — посоветовал Седрик. — Я бы на вашем месте, сэр Джон, о морали вообще не стал бы говорить. Постеснялся бы.
