Филипп Х. Фармер
Гоблин осатаневший
Посвящение
Джеку Кордесу, обитающему порой в Пеории, штат Иллинойс, а порой — в ветхозаветной Валгалле.
Аннотация Филиппа Хосе Фармера
Хотя редакторы «Эйс букс» и настояли на публикации данной книги под моим именем, в действительности я только подготовил ее текст к печати, а рукопись принадлежит перу доктора Джеймса Калибана. Док Калибан сам избрал форму третьего лица как «наиболее уместную для изложения автобиографии». Ему представляется, что так выходит беспристрастнее. Мне же сдается, что Доку просто не по нутру описывать собственные похождения от первого лица. Он вообще не переносит панибратства-во всяком случае, с абсолютным большинством. Но ведь даже самой высокой горе случается отбрасывать тень.
В тени туч и деревьев мелькали три силуэта. Полная луна стояла высоко над альпийским пиком Грамз, что в Черном лесу на самом краю Германии, в считанных милях от щвейцарской границы. Темные поджарые облака голодной волчьей стаей проносились под холодным светилом, как бы подхлестываемые его колючими лучами. Мрачные тени гарцевали по отвесным западным склонам Грамза, с ходу набрасываясь на приземистую громаду замка, оседлавшего неприступную вершину, чтобы затем в бессильной злобе скатиться в пропасть, к сверкающей там узкой ленте реки Толл.
Силуэты, мелькающие чересполосицей лунной светотени, принадлежали трем путникам, которые продирались сквозь усеянный валунами густой подлесок. Один из них, шагавший впереди, был верзила под семь футов ростом, сложенный как Геркулес, блики лунного света играли на бронзовой его лысине. Случись дело днем, запомнился бы и цепкий взгляд его глаз-зеленовато-серых в мельчайшую желтую крапинку.
Второй, ростом лишь немного ниже, из-за чудовищной ширины плеч и необъятного брюха казался рядом с первым едва ли не карлой. Впечатление усиливали непропорционально длинные руки, короткие ноги-обрубки, низкий и покатый лоб, массивные надбровные дуги, приплюснутый нос с широко расставленными ноздрями и лишь смутный намек на подбородок, утонувший в складках могучей шеи. Не выпадали из общей картины и уши, заостренные, точно у волка, а также ежик волос цвета ржавых гвоздей.
Последний из троицы ростом был с толстяка, но поджарым, что твой грейхаунд, с лисьими чертами лица и иссиня-черной, как у апачей, прямой шевелюрой.
Лидер троицы шагал споро, невзирая на увесистый рюкзак за плечами. Толстяк, пыхтя и отдуваясь, окликнул забежавшего вперед приятеля. Его голос напоминал медвежий рык из глубокой берлоги.
— Имейте же совесть, Док! Вы прикончите меня!
— Да, Док, — поддержал третий. — Может, посадите его себе на закорки? Потащите старого олуха Пончо(*) ван Вилара как младенца. Он ведь у нас и впрямь сосунок. Посеял где-то свою пустышку, Пончик? Достать запасную?
(*) Искаж. англ. «paunchy»-«пузан» (здесь и далее-примеч. пер.)
Обернувшись, гориллоподобный толстяк рявкнул:
— Заткнись, Берни Банкс! Только тебя еще мне недоставало! Я бы не спекся так, когда бы не один охламон сзади, постоянно наступающий мне на пятки! К тому же, тебе не приходится тащить такой вес, как у меня, чучело ты огородное!
— Привал, — кратко объявил гигант, присев на край валуна и терпеливо поджидая отставших спутников. Хотя он запросто мог бы ускорить шаг и добраться до вершины вообще без остановок, особого вреда в передышке он не видел. Как не находил его, впрочем, и в вечных перебранках Пончо ван Вилара с Берни Банксом. Это напоминало добрые старые времена, когда их отцы, копиями которых стали теперь сыновья, точно так же вечно пикировались на ходу.
Пока отставшие, привычно обмениваясь очередными любезностями, нагоняли, командир маленького отряда перевел взгляд на пепельно-серебристый склон. Как раз в этот момент туча, в клочья иссеченная лунными хлыстами, приоткрыла светило, вновь пролившее ледяное молоко на черный schloss(*) c многочисленными его зубчатыми башенками-все еще в шестистах футах над головой. Издалека нижние стены замка казались гладкими как ладонь. Но после дневного полета над цитаделью на геликоптере командир знал, что трещин и выступов там хоть отбавляй. Тщательно изучив фотографии, он заранее наметил оптимальные маршруты-сразу несколько, на случай непредвиденных обстоятельств.
(*) Замок (нем.)
Запустив руку в карман жилета под необъятной курткой, Док Калибан извлек пакетик стимуляторов и наделил ими своих запыхавшихся сотоварищей: Берни Олбани Банкса и Вильяма Грира ван Вилара. Проглотив по пилюле, те заметно приободрились.
Калибан двинулся дальше. Луна то ныряла в облака, то вновь выигрывала у них свой гандикап по Млечному пути. Последние шестьсот футов подъема оказались самыми трудными. Стена местами становилась совершенно отвесной. Все трое напялили на руки специальные пластиковые диски-присоски, разрежение в которых регулировалось рукояткой внутри жесткой перчатки.
Достигнув стыка скального монолита с фундаментом замка, они перевели дух. Отсюда стали двигаться еще осторожнее. Луна в разрывах облаков теперь становилась им скорее помехой. Впрочем, в ее предательском свете трое верхолазов стороннему наблюдателю могли бы показаться небольшими скальными выступами-настолько замедлилось теперь их восхождение, прерываемое постоянными остановками. И все же троица неуклонно приближалась к своей цели-узенькому окошку в шестидесяти футах от основания замка.
За мгновенье до того, как Док Калибан достиг амбразуры, внутри нее вспыхнул свет. Зависнув на левом присоске, Док свернул и засунул в футляр другой. Затем достал из-под куртки тупорылый малокалиберный автомат, снаряженный разрывными пулями. Точность боя у крохотульки, разумеется, та еще, зато скорострельность на уровне-магазина в полсотни патронов едва хватит на пять-шесть секунд огня. К тому же в рукоятке скрывалась емкость со сжиженным горючим газом, при необходимости превращавшая и без того небезобидную игрушку в грозный огнемет.
На случай, если кто-то вдруг вздумает выглянуть в окошко, Док Калибан перевел предохранитель на газ и застыл с пальцем на спусковом крючке. Но никто не показывался, внутри не раздавалось ни звука. Свет, однако, не гас.
Спустя минуту-другую Док убрал автомат и, снова оснастив правую руку присоском, продолжил свое по-черепашьи медленное восхождение. Достигнув карниза, замер. Свет выхватывал узкий фрагмент лестничной площадки из дикого камня и деревянную, обшитую стальными полосами дверь прямо напротив. Саму амбразуру делил надвое толстый вертикальный прут, за ним было стекло, но все это не являлось серьезной преградой.
