на настроение прогуливающихся мимо нас «неписей» и «пришлых».
Вряд ли по озорным глазам маленькой девчонки в великоватом на неё белом балахоне, которая стояла и продавала прохожим леденцы с «бафами», можно было утверждать, что девочка несчастлива, а сладости она продаёт только для того, чтобы лет через пятнадцать пройти посвящение, став полноценной Боевой Ведьмой. Кровавой убийцей.
Нет. Она была счастлива, как и прохожие, которые здесь явно не на кровавую мессу собрались, а просто как следует повеселиться да выпить хмельного эля.
— Видно, что затрачено много усилий для организации праздника, — произнёс я, стараясь, чтобы в моём голосе не проскочила настороженность. Я пока не понимал, чем привлёк внимание этой Ведьмы, и от этого сейчас находился чуть ли на боевом взводе.
То, что она не из простых патрульных — было понятно с первого взгляда. Разглаженный белоснежный балахон, без единой складки, глубокий капюшон, отороченный густым белым мехом. Такая же опушка красовалась и не её рукавах.
Двое её сопровождающих выглядели так же представительно, но было видно — их одёжка-то попроще будет.
Понятно, что меня почтил вниманием вовсе не обыкновенный патруль, а кто-то из верхушки Ковена. Вот только чем я смог привлечь внимание этой странной старушки? Ну не своим дурацким приветствием же? Тем более, что я несколько раз слышал здравицы, которые по неуклюжести пожеланий превосходили даже мой недавний бред. И это было здесь нормально.
— Меня зовут сестра Османдина, дитя, — покровительственно кивнула старуха. — Можно сказать, что я — организатор этого праздника в Её честь. Тебя же не затруднит составить мне компанию? — с этими словами, она, совершенно не интересуясь моим на то мнением, взяла меня под руку.
— Почту за честь, — осторожно подтвердил я, делая первый шаг, постаравшись не вздрогнуть. Что примечательно, ни одна их её сопровождающих ни словом ни жестом не отреагировали на странную причуду этой милой старушки, будто подобное её поведение было уже в порядке вещей.
С одной стороны, я понимал, что очень рискую, проводя время в беседах с этой Ведьмой, а с другой, я осознавал, что мне только что дьявольски повезло, поскольку поиски загадочных хаоситов никто и не подумает проводить занимаясь проверкой собеседников этой Османдины. Можно сказать, что я очень удачно спрятался, умудрившись остаться на самом видном месте.
— Ты раньше бывала здесь? — с интересом спросила Османдина. — Здесь, в Дон-море.
— Нет, — честно ответил я. — Я здесь в первый раз.
— Это заметно, — рассмеялась ведьма. — Пожелать счастья и здоровья одной из шести Внутреннего Круга Ковена способна либо очень смелая «хуманка», либо очень глупая. Прости, но мне стало очень интересно, к какой из этих категорий относишься ты? — она по прежнему говорила доброжелательно, но в её словах отчётливо лязгнул металл.
— Наверное, просто к доброжелательной, — рассмеялся я, лихорадочно соображая, не нарушил ли я чего по незнанию. — Я ничего не вкладывала в здравицу вам, желая вам самого хорошего от всего сердца. Так сказать, поддалась настроению праздника.
— Спасибо, дитя, — тепло усмехнулась Османдина. — Это было довольно неожиданно. Где-то даже приятно, — тяжело вздохнула она. — Ты знаешь, как появился это праздник, и что он вообще значит для каждой из Сестёр? Для каждой из Боевых Ведьм Аиталской империи?
— Я буду вам очень благодарна, если вы мне это расскажете, — украдкой осмотрелся я, пытаясь найти пути отхода, на случай, если отсюда придётся линять. — Мне очень интересно.
— Иначе бы ты не пришла на праздник, — понимающе кивнула Османдина. — По легенде, именно в эту ночь Мистик вознеслась на иной план бытия, переродившись из могущественного архимага в новорождённую, но уже сильную богиню, став той Мистик, которой мы все поклоняемся.
— Вы хотите сказать, что боги когда-то были «хуманами»?
— Да, — просто ответила Османдина. — Все боги когда-то были «хуманами», как Тармис или Миардель, «Орками», как свирепый Магруб, «гномами», как трудолюбивый Двалин. И только постоянная работа над собой помогла им достичь тех высот, с которой они уже много веков оберегают нас, своих детей, наставляя на верный путь.
— Занятно, — пробормотал я, абсолютно так не считая. Ну правда, мне здесь и сейчас только религиозного диспута и цитирования основ веры не хватало.
— И только поэтому в эту ночь Мистик лично является, как и в день своего вознесения, чтобы лично одарить своих верных слуг частичкой божественной благодати.
— Лично? — удивился я. — Стоп, вы хотите сказать, что она лично спустится сюда, и её сможет узреть каждый желающий?
— Именно, — торжественно вбила очередной гвоздь в крышку моего гроба Ведьма. — Более того, её пришествия ждут все, кто в эту ночь будет у себя пробуждать истинную Магию крови. Ты знаешь об этой особенности Ведьм?
— Слышала, — уклончиво ответил, я лихорадочно прикидывая, что мне теперь с этим знанием делать. Если сюда явится Мистик, вся моя маскировка слетит, словно соломенная крыша домика поросят, когда один из волков начнёт дуть.
— В эту ночь, Мистик дарует величайший дар использования магии Крови и контроль над ней самым достойным. Ты ведь за этим сюда явилась?
— Вы меня раскусили, — соврал я. — Но я же прекрасно знаю, что для того , что бы получить Дар, нужно быть одной из вас. А я не готова стать Боевой Ведьмой.
— Да, — важно кивнула Османдина. — Только мало, кто знает, что дар может получить ещё и целитель. Я ведь тоже целитель, дитя, — тепло усмехнулась она, что то вспомнив. — И ты, как я вижу, целитель.
— Но мне никто не позволит, — вздохнул я.
Твою мать! Мне только на глазах всего Ковена не хватало пробуждать у себя магию Крови, а потом ждать, пока придёт лично Мистик и этого цирка не одобрит.
Я даже представить не могу степень охренения богини, когда среди цветника в платюшках она узрит мою перепуганную рожу. Хорошо, если сразу испепелит. Демоны, ну вот так как можно было вмазаться двумя ногами в жир?
— Вздор, — иронично изогнула бровь Османдина. — Я знаете ли, имею права на какой-то голос. Ты мне просто ответь, хочется ли тебе самой этого?
Видно шутка была очень удачная, поскольку на лицах сопровождающих её женщин промелькнуло слабое подобие улыбки. Шутка удалась, однако.
— Конечно, а кто бы этого не хотел? — выдохнул я,