Олег Верещагин - Очищение

Ознакомительная версия.

— Со мной?

Почти яростный кивок.

— Хорошо.

Мальчишка вздрогнул, уткнул, снова уронив коробку, лицо в руки. Вздернул плечи, задрожал. Поспешно сделал шаг — и тут же припал на правую ногу, скривился. Поглядел на стоящего Романова с ужасом, снова затряс головой, попытался идти опять, всхлипнул, чуть не упал и вцепился руками в бушлат старшего лейтенанта. Замычал тяжело, снова и снова мотая головой и не сводя глаз с лица офицера.

— Я тебя не брошу, — не пытаясь успокоить мальчишку, сухо, но при этом искренне, ответил Романов. Огляделся, кивнул на лестницу, на нижнюю широкую ступень: — Сядь там, я ногу посмотрю.

Мальчишка кивнул, заковылял к лестнице. Сел, завозился с кроссовкой, стащил ее, кривясь и кусая губы. Романов подошел, пытаясь понять, что и зачем он делает, и одновременно зорко оглядываясь. Конечно, вряд ли кто-то придет на выстрелы. Но, с другой стороны, «кто-то» бывают разные… Девяносто девять — прочней припрут дверь. А сотый прибежит да и шарахнет вон оттуда, из-за парапета, картечью.

Мальчишка между тем с трудом стаскивал носок. Потом неожиданно поднял на стоящего рядом офицера блестящие глаза, мигнул и потупился. Уши у него покраснели.

Романов понял, в чем дело. Носок буквально расползся под пальцами мальчишки. А нога цветом напоминала уголь. Впрочем, это не мешало разглядеть уже распухшую щиколотку. Старлей присел, взял в ужасе вытаращившегося мальчишку за ступню. Посмотрел ему в лицо — губы у спасенного дрожали, кривились.

— Если закричишь — брошу здесь, — предупредил Романов. — Понял? — Мальчишка кивнул. — Молчи.

Мальчишка зажмурил глаза — так, что веки мелко забились. И когда старлей коротким умелым рывком поставил на место сустав, только издал тихий стонущий звук. Еле-еле слышный. Потом открыл глаза, искательно посмотрел на Романова.

— Ты молодец, — сам того не ожидая, сказал старлей.

Мальчик шевельнул уголками губ и коротко, быстро улыбнулся. Лишь на секунду.

Но Романов неожиданно ощутил какой-то теплый толчок в груди. Кивнул, распрямляясь:

— Обувайся, вставай. Пойдешь осторожно. Нам спешить некуда… — закончил он. И неожиданно подумал непонятно для самого себя: а так ли это? Некуда? Или… — Понесешь рюкзак. И еще вот что… — он нагнулся, достал из рюкзака «ТТ». — Умеешь пользоваться? — Мальчишка помедлил, покривился, покрутил пальцами, потом кивнул. — Немного? — Снова кивок. — Все равно. Научишься. Это твой пистолет. Понял, Евгений Белосельский?

Мальчишка взял «ТТ», опустил в карман своей спортивной куртки — осторожно, но быстро. Поднялся, перекинул за плечи рюкзак и всем своим видом выразил полную готовность. Но теперь уже Романов остановил его:

— Погоди. Слушай-ка… — И поднял ствол автомата, заставив нажатием руки мальчишку присесть за основанием лестницы. Тот сразу опустился на колено и достал пистолет. Положил руку с ним на плоский срез перил. Чуть прищурился. В его движениях была злая решимость человека, который замучился убегать и бояться и наконец-то получил возможность дать отпор. Романову это понравилось.

Впрочем, он уже определил, что тревога, пожалуй, была напрасной. По звуку определил. А через какие-то полминуты над краем набережной показался угловатый черный борт бронетранспортера — БТР-80 с развернутым куда-то внутрь города длинным стволом крупнокалиберного пулемета. На броне сидели трое — в форме морской пехоты, они смотрели сюда, вниз, на пляж. В одном из них — сидевшем у башни с «РПК» на коленях — Романов узнал капитана Муромцева. Игорь Борисович был старше Романова лет на пять-семь. Он здорово «засиделся» в капитанах из-за угрюмо-неуживчивого характера — впрочем, благодаря этому характеру он, разводясь три года назад с женой, сумел настоять на том, чтобы детей — шестилетнего тогда сына и трехлетнюю дочь — оставили с ним (они сейчас находились на базе). Временами Романов нет-нет да и думал, что Муромцева можно было привлечь в Систему. Но оставался верен своему правилу — не искать контактов «в реале» и рядом с собой.

Сейчас капитан смотрел оттуда, сверху, на пляж, трупы на нем, лестницу, Романова и мальчишку. Двое солдат-контрактников тоже смотрели, и старлей кивнул мальчишке:

— Пошли, это свои. Доедем как люди.

Мальчишка кивнул, но пистолет, хоть и убрал в карман, продолжал держать в руке — куртка оттопыривалась. Они зашагали вверх по лестнице. Все это время, пока они поднимались, Романов ощущал на себе пристальный взгляд Муромцева.

Они остановились около передка боевой машины. Мальчишка тяжело сопел, исподлобья рассматривая БТР и сидящих на нем людей. Романов молчал. Сам не зная почему.

И наконец…

— Послушай, — сказал Муромцев, спрыгивая с бронетранспортера и становясь перед сослуживцем. — Вот что, Коль… — Капитан покачался с пятки на носок. Повторил: — Вот что… Пожалуй, бери-ка ты командование на себя. Ты, похоже, знаешь, что надо делать. Или хотя бы думаешь, что знаешь. У нас-то и мыслей никаких нет… ну надо же кому-то?

Глаза Муромцева были спокойно-умоляющие. Глаза человека, который попал в ад и готов сейчас сделать все, чтобы оттуда выбраться.

Романов проснулся от тянущего опасливого ощущения — ощущения того, что в квартире он не один. По окну шуршали ветви — не унимался ветер, но было хотя бы солнечно, не то что вчера. Раннее утро. Это старлей отметил только краем сознания, уже сидя в постели с пистолетом на изготовку. Часы на тумбочке показывали пять, и он вспомнил, что в шесть назначено совещание.

Сейчас он вспомнил все. В том числе и кто ходит по кухне. Он же там и спал, в спальнике старлея. На диване, единственном в бедно обставленном служебном жилье спальном месте, им в любом случае вдвоем бы не уместиться. И Романов окликнул:

— Ж… Евгений!

Мальчишка всунулся в дверь почти мгновенно. Наверное, ждал, когда офицер проснется. С такой улыбкой, что Романов не удержал ответной. Но прежде чем он сказал, что собирался («Доброе утро!»), Женька вошел в спальню «целиком», показал, как пьет из чашки, и ткнул рукой на кухню.

— Чай?

Мальчишка кивнул и показал большой палец. На бедре у него косо была надета старая барсетка Романова со сломанной «молнией» — из нее торчала прямая рукоять «ТТ».

Ознакомительная версия.