Подскочившая стража увела наших коней. Мы с Дандаки, обогнув храм, вошли в дверь красивого, каменного дома, украшенного резным фризом и колоннами. Ну да, резиденция…
Женщина, полулежавшая на широком ложе с высокой, изукрашенной бронзой спинкой, умирала. Осунувшееся лицо с заострившими чертами, серая кожа. Но главным признаком был тяжкий дух умирающего тела. В больницах его заглушают запахи лекарств, но он чувствуется, если над умирающим склониться. Здесь запах шибал в нос.
— Подойди! — велела Мада.
Голос ее звучал слабо, но властно. Я подчинился.
— Хорош! — заключила жрица, завершив осмотр. — Молод, силен, здоров. Красив… Не хуже Луция. Только тот был умнее. Он не поехал бы к врагу.
— Даже из-за тебя?
— Ты дерзок! — насупилась жрица. — Но я отвечу на твой вопрос, пришлый. Луций не сделал бы это даже из-за меня.
— Мне говорили: он тебя любил…
Дандаки за спиной сдавленно охнула.
— Что ты понимаешь! — прошипела жрица. — Любовь не в том, чтобы погибнуть из-за женщины. Важнее остаться в живых и отомстить обидчику. Луций так бы и поступил.
— Почему вы воюете с рома?
За моей спиной выругались. Вполголоса, но достаточно громко, чтоб я услышал.
— В Паксе полно земель, — как ни в чем не бывало продолжил я, — хватает источников вод. Можно прокормить стада, много большие, чем есть у сарм. Зачем война? Куда разумнее торговать. Все равно этим занимаетесь. Вам нужны зерно, рыба, металлы и оружие, рома не хватает скота и кож Но из-за того, что мира нет, вы отдаете свое дешево, а чужое покупаете дорого. Сами создаете условия, из-за которых вам плохо. Почему? Объясни мне это, глупому!
Мада рассмеялась — негромко и хрипло.
— В твоем мире нет войн?
— Мы не преуспели в этом, — сознался я. — Но у любой, даже маленькой, войны существует причина, пусть даже абсурдная. Здесь ее нет.
— Ты в Паксе недавно, — сказала жрица, — но уже берешься судить. Слушай, пришлый! Под моим началом тысячи сарм. В год их сажают на коня и учат воевать. Они растут на песнях, прославляющих воинов. Убить врага, завладеть его мужчинами и имуществом — высшая доблесть для сарм. Стоит запретить войну с рома, как они примутся резать друг друга. Степь ослабеет, и с ней покончат. Ты этого добиваешься?
Я покачал головой.
— Тогда прекрати говорить глупости! — сказала жрица. — Тебя не за этим привели. Дандаки сказала, что ты медикус. Осмотри меня!
Подбежавшие служанки раздели Маду. Я заткнулся и приступил к обследованию. Света, падающего из окошек, было мало, но мне хватило. Признаки, как в учебнике. Неоперабельная меланома в заключительной стадии.
— Ну? — спросила жрица, после того, как ее одели.
— Дней десять! — пожал я плечами. — От силы двадцать. После чего ты умрешь.
— Значит, вдохни в меня жизнь!
— Я не умею этого.
— В Бимжи вдохнул!
Мада нахмурилась. М-да… Доложили..
— Бимжи нахлебалась воды, и я сделал ей искусственное дыхание. Я не шаман и не воскрешаю мертвых.
Тебя не спасут даже в моем мире, где такие болезни лечат. Слишком поздно.
Мада глянула мне в глаза. Я не отвел взгляда.
— Не врешь! — со вздохом сказала жрица. Она подумала и поманила Дандаки. Та с готовностью подскочила. — Он говорил с тобой обо мне?
— Да, Великая!
— О чем?
— Предлагал тебя убить!
Я едва сдержал ругательство. Зараза! Сдала! А я держал ее за союзника…
— Он объяснил: это избавит тебя от мучений! — добавила Дандаки.
— И расчистит дорогу твоей дочери, — усмехнулась жрица. — Ты заключила с ним договор?
— Да, Великая! Но… — Дандаки побледнела. Только в случае, если ты сама…
— Что пообещала?
— Позволить ему уехать с самкой.
— Поэтому он торопится, — хмыкнула жрица. — В Балгас прибыли вожди. Они ждут моей смерти, чтобы самим выбрать Маду. Если у них выйдет, пришлому несдобровать. Его потащат в дома победительниц, а самку, которую он любит, зарежут. Пришлый глуп, как я и думала. Пытаться уговорить мою сотницу…
Жрица умолкла и задумалась. Это длилось долго. По лицу ее скользили тени. Это заставляло меня ежиться. Дандаки рядом и вовсе не дышала. Наконец Мада тряхнула головой.
— Много лет ты была моей тенью, Дандаки. Оберегала, хранила… Отказалась убить меня даже ради дочери. Мы с тобой родственницы, а Бимжи — дочь Луция. Ты заслужила награду. Бимжи станет Великой Матерью.
— Великая!
Дандаки рухнула на колени и попыталась лизнуть руку жрицы, но та с раздражением ее оттолкнула.
— Бимжи не унаследовала ума Луция, но у нее есть ты. Вы зажмете Степь в кулак. Бимжи нужен муш: здоровый и сильный. Человек. Он даст ей дочерей, и за мантию Мады не будет спора. Поняла?
— Да, Великая! — кивнула сотница.
— Он остается в Балгасе! — Мада указала на меня. — Самку отправь в Рому: я дала слово.
— Моего мнения не спрашивают? — вмешался я. — Или я тут для мебели?
— Ты глуп, муш! — нахмурилась жрица. — Чем ты недоволен? Бимжи молода, красива и даст тебе то, чего не будет в Роме. Ты ведь рядовой легионер? — она ткнула пальцем в мой плащ. — Это все, чего выслужил? Здесь тебе будут лизать руки. Вожди станут перед тобой на колени. Муш Мады не простой человек, он отец ее детей. Что тебе дали рома? Кто обманом заманил тебя в Пакс? Кто продавал тебя в амфитеатре, как раба? Не удивляйся, пришлый, я многое знаю. После того, как твоя самка попала в плен, тебя выгнали из дома и пытались убить. Тебе сказали, что мы дикари? Ты сам видел Балгас. Разве мой город — это палатки из шкур? Почему мы беседуем с тобой на латыни? Я удивлю тебя больше: мы умеем писать. У нас есть школы, где учат детей. Не всех, но грамотные сармы не редкость. В наших домах тепло, имеются бани. Наши обычаи крепче законов Ромы. По крайней мере, их соблюдают. Тебе предлагают править Степью, войти в наши легенды, как вошел в них Луций, а ты упираешься, как бык на бойне!
— Я хочу вернуться в свой мир! — сказал я.
— Не говори глупости! — нахмурилась Мада. — Что тебе там? Те, кому там хорошо, сюда не едут. Не зли меня! Делай, что велят!
— Я подумаю! — сказал я.
— Сколько угодно! — пожала плечами Мада. — Думать не запрещается даже рабам. Только хозяевам на это плевать. Как я решила, так и будет! Отправь его обратно! — повернулась она к Дандаки. — Сама останься! Нам нужно многое обсудить. Для начала соберем жриц и объявим им о моем решении…
Мада хлопнула в ладоши. Набежавшая стража вытолкала меня наружу. Мне удалось выразить свое отношение, плюнув в сторону резиденции, но этого, кажется, никто не заметил. Или сделали вид, что не заметили. Мне подвели коня и отправили под конвоем. Вот и все. Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Договорился, называется…
