Мы тогда держали оборону в пастушьей хижине, где у нас, кроме дров, роль которых исполнял сушеный помет скота, спрессованный в неровные брикеты, было еще с десяток разбитых на щепу снарядных ящиков. Дерево в тех местах – небывалая роскошь, сам сколько раз выменивал на старые оконные рамы и те же ящики из-под боекомплекта всякую всячину: отличные кроссовки, бытовую технику и прочее, что контрабандисты тянули с той стороны границы. Командир собрал нас и объяснил ситуацию: либо подыхаем, либо устраиваем Самсонову, так звали убитого радиста, похороны в стиле древних викингов. Костер получился знатный, тело сгорело дотла, хотя воздух в горах особенный – все очень плохо горит. Дым рассеивался, теряясь в скальных расщелинах, восточный ветер, утягивая едкий дым, заставлял его стелиться низко по земле. Тело товарища духам на поругание не досталось.
Ситуация, в которой мы оказались сейчас, немногим отличалось от того случая в горах. Тела Даши и Охотника нельзя было просто зарыть в землю. Я чувствовал, что это будет неправильно по отношению к близким мне людям. В то же время необходимо было спасать тех, кто мне доверял, и вывести группу без потерь. Что бы ни случилось, никогда нельзя подводить никого, вне зависимости от того, жив он или уже нет. Если зарыть Дашу и побратима в отравленную землю Зоны, кто поручится, что после очередного выверта местной природы оба они не превратятся в нечто вроде тех неупокоенных, которых нам доводилось встречать тут во множестве? Более того, я чувствовал, что некто только и ждет случая, чтобы побольнее ткнуть в мою еще свежую рану. Враг обязательно будет искать тела.
С усилием я поднялся и пошел к телам, лежавшим в стороне от костра. Даша как будто спала, а побратим… Даже когда кровохлёб был жив, он мало чем походил на существо, способное к каким-либо проявлениям эмоций, а сейчас его тело вообще казалось высеченным из цельной каменной глыбы подобно идолу забытой ныне религии. Я встал рядом с погибшими на колени. Силился припомнить слова какой-нибудь молитвы, но ничего кроме: «Господи, будь с ними добр, они лучшее, что было в моей жизни», в голову не приходило. На душе было мерзко, в груди поселился мертвенный холод, словно кто-то вогнал мне лошадиную дозу новокаина, а сверху присыпал все доброй тонной льда. Поднявшись на ноги, я внезапно ощутил знакомое присутствие. Тяжко и холодно – самое отвратительное сочетание. Подняв глаза, я увидел в пяти шагах перед собой Видящего Путь и троих Изменяющих из его свиты. Вождь племени сделал шаг вперед и заговорил:
– В книге Пути сказано, что Ступающий потеряет семью. Но там не сказано, что он сам будет ее хоронить.
– Я не смог уберечь ни любовь, ни дружбу, а значит, не заслуживаю и права на скорбь?
Слова вырывались из самой глубины души, но лишь закончив фразу, я понял, что не отдам тела. Сзади послышался нарочито громкий лязг, оглянувшись, я увидел, что вся моя группа собралась вместе, недвусмысленно поднимая оружие. Но исход боя был предопределен: кровохлёбы были сильнее нас, и не играло роли, что их четверо. Количество не всегда определяет качество.
– Мы лишь за соблюдение традиций, Антон. Никто не оспаривает твоего права на скорбь по близким. А что касается, заслужил или нет… Думаю, что скоро ты узнаешь это сам. Сейчас слишком сильна боль утраты, и я не стану винить другого в том, что испытал и испытываю сам. Мы заберем тело брата с собой, и ты, как Изменяющий, будешь присутствовать на похоронах. В его смерти нет позора, он отомщен, убийцы мертвы, бился он честно и славно, но твоей семьи больше нет.
Видящий поднял руки, давая понять, что не ищет боя, его свита отступила в тень, так что виден теперь был только он.
– Значит, меня изгоняют, как когда-то вы хотели изгнать Охотника?
Нужно было тянуть время, не хотелось, чтобы трупов стало еще на пять штук больше. У кровохлёбов было что-то на уме, раз они не напали тотчас, как только услышали лязг оружия. Любой ценой следовало избежать конфликта.
– Ты все узнаешь. – Видящий путь послал импульс недовольства и изумления, поведя подбородком, скрытым в пучках щупалец, в сторону моих артельщиков. – Пока не время для ответов, у тебя есть чем заняться и… Думаю, ты делаешь правильно: здешняя земля непредсказуема не только для живых. Мертвым она тоже не дает покоя. Прощай. Вскоре пришлю тебе весть.
Кровохлёб сделал знак сопровождающим, те без видимых усилий подняли тело Охотника и снова замерли, заняв свои места в двух шагах позади Видящего. Но тот не уходил, послав мне импульс, побуждавший к разговору наедине. Я махнул своим хлопцам в знак того, что все идет нормально, и ребята неохотно вернулись к костру. Их можно было понять: зная могущество и силу кровохлёбов, они недоумевали, почему иномиряне не пришли на выручку своему родичу тогда на поляне. Трудно объяснить, почему люди другой культуры и традиций поступают в определенных случаях так, а не иначе. Я-то точно знал, что бой был предрешен именно из-за того, что Изменяющие чтут традиции семьи, когда любое вмешательство в схватку без просьбы о помощи считается бесчестием.
Видящий Путь подошел ко мне так, что нас разделяло только бережно завернутое в брезент тело Даши. Он сделал незаметное движение кистью правой руки, и в ладони его очутился артефакт, испускающий волны синего сияния. Чуть помедлив, он протянул мне маленький, сантиметров десять в диаметре, шарик со словами:
– Возьми. Это мы используем, когда хороним павших. Своих павших.
Последнюю фразу кровохлёб выделил, видимо, хотел показать, что я и Даша не чужие для племени. Вообще, чувствовалось некое усилие, которое вождю племени, пришедшего из другого мира, приходилось прикладывать для того, чтобы не открутить непонятливому человечку голову.
– Что это такое?
– Мы зовем этот артефакт «Прощальный свет Маб». Есть предание, согласно которому наши предки принесли с собой осколки одного из последних Камней, погибшего в битве с Ткачами задолго до начала Исхода. Осколки Камня рассеялись здесь, по всей Зоне, не даваясь в руки никому, кроме Изменяющих.
– Тогда есть риск, что я не смогу взять его.
– Книга Пути говорит, что именно это определит дальнейшую твою судьбу. «Прощальный свет» либо признает тебя, либо отвергнет.
– И что будет, если отвергнет?
Слова словно выскакивали сами собой, былая чувствительность и живой интерес к происходящему притупились, приключения закончились. Осталась только тупая боль в груди да удивительно ясное, незамутненное чувство окружающей обстановки, когда слышен каждый шорох, а решения как бы сами приходят на ум и оказываются верными. Стресс, наверное. Но мне теперь все едино, лишь бы вывести ребят и… Больше ничего не хотелось, в душе царила звенящая пустота, а на губах до сих пор стоял привкус Дашиной крови.
