– Не ожидал от вас такого услышать, – констатировал Томский, когда вскочивший от возбуждения Куницын закончил свою пламенную речь.
– А чего вы ожидали? И, раз уж на то пошло, молодой человек, если бы я ополчился на партию, это еще можно было бы хоть как-то объяснить. Но вам, Анатолий, не познавшему ужаса репрессий и вообще родившемуся уже после развала великого Советского Союза, зачем носить чужой камень за пазухой? Вам лично партия и коммунисты чем насолили?
– Вы, кажется, интересовались, как мне удалось разорвать стальную проволоку? – тоже начал закипать Томский. – Так вот, как раз ваша родимая партия об этом и позаботилась! Сделала из меня суперчеловека, как-то позабыв поинтересоваться: а хочу ли я этого? Во имя будущего, Исай Александрович, меня разорвали на две половины. И с репрессиями я знаком не по наслышке, и в лагере похуже их Освенцима, – кивок в сторону Отто, – один п… пламенный партиец мою жену держал. Беременную! В клетке!!!
Почувствовав, что еще немного, и он набросится на оппонентов с кулаками, Толя закрыл глаза и медленно выдохнул. Потом, мысленно досчитав до пяти, вновь заговорил – уже спокойнее:
– А насчет ошибок… За этим я сюда и пришел. Помогите исправить одну, допущенную вашей партией в отношении меня.
– О чем вы, товарищ Томский? – судя по всему, яростная отповедь молодого человека произвела на Куницына немалое впечатление.
– Присаживайтесь, Исай Александрович. Рассказ будет длинным…
Уже с первых минут повествования о Корбуте и его опытах по созданию людей будущего особый интерес начал проявлять Теченко. Он раз за разом заставлял Толика останавливаться и вновь повторять отдельные подробности. Когда же Томский дошел до описания барокамеры, Тарас Арсеньевич не выдержал:
– Это же усовершенствованный вариант ИВС-установки! Лютц, ты помнишь?!
Отто кивнул.
– ИВС-установка? Значит, в Академлаге все-таки занимались чем-то подобным? – воскликнул Томский.
– Занимались, Толя! Как раз профессор Берг и твой покорный слуга, – отчего-то страшно гордый, ученый сам не заметил, что перешел с Томским на «ты». – Правда, после эксперимента, который Аркадий Семенович поставил на себе, пришлось признать: мы добрались только до середины и зашли в тупик. Работы пришлось приостановить, а потом перед нами и вовсе была поставлена другая задача. М-да, Томский, твой Корбут нас перещеголял. Вот уж не думал, что…
– Да плевать на Корбута! – взмолился Толик, тоже отбрасывая этикет. – Скажи, ты можешь мне помочь?!
– В чем? Насколько я понял… ты ведь не прошел эксперимент до конца?
– Мне хватило и части! Недавно начались приступы. Я не могу контролировать себя в этом состоянии. Желтый…
– Что еще за Желтый? Рассказывай, Толик. И учти, перед тобой – доктор. Так что – со всеми подробностями.
Выслушав Томского, Теченко задумался. Толику надоело ждать.
– Можно мне помочь?
– Думаю, да.
– Да, возможно, – повторил Теченко. – Мы не добились запланированных результатов, но с помощью ИВС-установки в принципе можно остановить процесс модификации и даже повернуть его вспять. Не думаю, что наш последователь, профессор Корбут, мог изобрести что-то в корне отличающееся от разработок Берга-Теченко. Логичнее предположить, что он просто довел их до ума.
– Ясно, Тарас, мне все ясно! – Толя сгорал от нетерпения. – Значит, ты запустишь установку и…
– Мне понадобятся записи Аркадия Семеновича, а он их всегда носил с тобой. В кармане халата.
– Раз так – не проблема. Его записи и сейчас у него. Пойдем, возьмем!
– Прости, Томский, но лично я больше на тот склад – ни ногой.
– Тогда я мигом!
Толю не требовалось упрашивать дважды. Он добился своего! Путешествие в Академлаг было не напрасным! На свою станцию он больше не вернется, но, по крайней мере, избавится от проклятия!
С этими мыслями Томский влетел в склад. Опомнившись, замедлил шаг. Покой мертвецов нужно уважать.
Скелет профессора Берга лежал на том же месте и в том же положении, но лишь сейчас Толик заметил, какой умиротворенной была эта поза. Он попытался представить, какими были последние минуты этого человека. Взгляд Томского упал на патефон. Пластинка, опущенный звукосниматель. Умирая, Берг слышал музыку! Эта догадка заставила Толика смотреть на останки профессора по-другому. Перед ним была уже не просто иссушенная годами мертвая плоть. Берг был не только выдающимся ученым – другие сюда, судя по всему, просто не попадали, – но и очень мужественным человеком. Остаться одному среди горы трупов. Не сойти с ума от безысходности. Позволить себе умереть лишь после того, как были похоронены друзья… Томский переступил через патефон и осторожно потянул за край тетрадки, торчавшей из кармана халата.
– Спасибо, профессор…
Как только Толик вернулся, Теченко набросился на тетрадку, как коршун, и начал лихорадочно перелистывать страницы.
– Да! Это он! Дневник Берга. Вот чертежи ИВС-установки, вот…
– Кстати, а почему ИВС? – поинтересовался прапор. – Уж очень напоминает изолятор временного содержания…
– Нет, изолятор тут ни при чем, – усмехнулся Тарас Арсеньевич, захлопывая тетрадь. – И что за дурацкие аналогии приходят тебе в голову, Аршинов? Иосиф Виссарионович Сталин! Свою установку мы назвали в честь его.
– Вот балда! И как я мог забыть, что вы все на Сталине помешаны! Точно: и, вэ, эс. Вот хохма!
– Посидел бы ты с мое, тогда бы не хохмил! – буркнул Теченко.
– Тьфу! Еще одну хохму вспомнил. Вы как к Ленину относитесь? Наверное, тоже с ба-альшим уважением. Так вот: я…
– Лёха! Не надо сейчас про себя и Ленина, – взмолился Томский, всерьез опасаясь, что после рассказа о посмертной судьбе Ильича в лечении ему будет отказано. – Тарас Арсеньевич, пойдем лучше к установке.
* * *
Оказавшись на месте, где Берг и Теченко проводили свои опыты, Томский не увидел ничего, что говорило бы о масштабности работ. Стол со стеклянной крышкой, заставленный пробирками и колбами, пара стульев, сама ИВС-установка, чьи формы скрывал брезентовый чехол, и складной хирургический стол, обтянутый коричневым дерматином. Пока Теченко включал несколько ламп и отдавал указания коллегам, Толик с неприязнью смотрел на складной стол. Его уже укладывали на что-то похожее, и до добра это не довело.
– Мне лечь?
– Зачем? Я же не собираюсь вырезать тебе аппендицит, – Теченко наклонился, подкрутил какие-то шарниры и одним движением превратил стол в кресло, а потом заботливо смахнул куском ветоши пыль. – Садись и закатывай рукав.
Ученик профессора Берга развернул рулон из белой ткани, и Томский увидел множество кармашков, из которых торчали хирургические инструменты. Некоторые – весьма устрашающего вида. Теченко взял в руки шприц и вдруг прищурился:
