— Насколько сильно главный герой похож на вас?
— Процентов на девяносто.
Признаюсь, кое-где я приукрасил свои приключения, чтобы не казаться полным тюфяком. Да и не интересно будет читателю, если я на каждой странице стану во всех подробностях описывать, каким именно путём моё загнанное сердце убегало в пятки.
— Как вы относитесь к рецензии на вашу книгу в журнале «Я разбираюсь в литературе лучше всех»?
О нет, они и про это вспомнили.
— Видите ли, — я постарался взять себя в руки. — Рецензия на книгу выражает сугубо личное мнение. Поэтому полагаться на них при выборе книги нельзя никоим образом, будь они положительные или отрицательные. Разве что… вы знаете того, кто написал рецензию лично, и уверены, что у вас схожие вкусы.
— Но рецензии пишут люди старше вас, они опытнее, и намного больше понимают в литературе, — заметил тот самый мужчина, собравшийся учить меня, как правильно и качественно писать книги.
— Книга — это не сочинение по русскому языку, — устало ответил я. — Она оценивается не только и не столько по качеству языка повествования, но и по воздействию на читателя. А как может один человек говорить о том, как произведение будет воздействовать на совершенно незнакомого ему человека?
Уф, долго мне ещё с ними сидеть? Я ведь всего лишь хотел встретиться с Игнатом Львовичем и расспросить его об исследованиях в области демонологии…
— А мне вот ваша книга совсем не понравилась, — сообщил мне один из читателей.
— Даже и не знаю, как передать вам всю ту скорбь, которая возникает у меня в душе от этого вашего признания, — не удержался я от колкости.
— Вам стоит поучиться у настоящих русских писателей, — продолжил он. — Ваше бумагомарательство даже рядом со Стругацкими не лежало.
Кто спорит? Я сам в своё время зачитывался «Пикником на обочине» и остальными нетленными творениями этих мамонтов фантастики. И я отлично понимаю, что в ближайшее время, а то и вообще никогда, не смогу написать ничего подобного. Особенно если учесть, что на данный момент я всего лишь описал свои приключения, и даже не пробовал всерьёз воспользоваться воображением. Вполне возможно, что придумать что-нибудь стоящее самому, а не писать ранние мемуары, у меня просто не получится.
Я очень глубоко вздохнул, медленно выдохнул и вымучено улыбнулся:
— Думаю, пора заканчивать. Займёмся автографами.
К барной стойке потянулась неторопливая очередь из читателей с книгами в руках. Некоторые просили написать что-нибудь индивидуальное, кое-кто всё же жалел бедного автора и диктовал свой вариант надписи. Нашлись даже умники, попросившие меня нарисовать вместо подписи пару рисунков. Первой моей реакцией было послать любителей изобразительного искусства куда подальше, но речь Хаза всё ещё гуляла по извилинам мозга, периодически напоминая о себе. Поэтому я проявил всяческое уважение к читателям и действительно что-то нарисовал… Всё-таки зря я это сделал, добрая половина уже получивших подписи тут же потребовала ещё и рисунки.
Среди прочих за автографом подошла та самая девушка, не захотевшая со мной общаться у входа. Подавая книгу, она жутко стеснялась и краснела.
— Алине, — тихо сказала она.
— Самой лучшей читательнице, — улыбнулся я. — Вам тоже рисунок нарисовать, или всё же не будем портить книгу?
— Не будем, — смилостивилась читательница. — А когда выйдет продолжение?
Перед моими глазами тут же возник огромный глаз, вновь появившийся в моей комнате.
— Знаете, судя по всему, очень скоро. Сюжет уже начинает наклёвываться.
— А главный герой помирится со своей девушкой?
— Она не моя… — я запнулся. — Она не девушка главного героя. Как может главный герой общаться с человеком, познакомившимся с ним по приказу руководства?
Девушка светло улыбнулась.
— Но это же классика, сначала для неё это была просто работа, а потом он ей понравился. Они должны объясниться, и всё у них будет хорошо, — уверенно закончила она.
Эх, наивная девочка, если бы всё в этой жизни было так просто.
— Не уверен, — вздохнул я. — Да и уехала она из города…
— Эй, девушка, вы же не одна здесь! — раздалось из-за спины читательницы.
После юной любительницы любовных историй за стойку бара сел… тот самый небритый мужчина, планировавший научить меня писать «правильно».
— А где ваша книга? — полюбопытствовал я.
— Выкинул, — охотно ответил мужчина. — Мне она не понравилась.
— Я помню, — хмыкнул я, борясь с подступающим раздражением. — И что вы тут делаете в таком случае?
— Собираюсь сказать вам, что книга полный отстой.
Бывают же надоедливые люди.
— Вы это уже сказали у входа, — как можно спокойнее сказал я. — Что-нибудь ещё?
— Я смотрю, у вас разыгралась мания величия. А вроде бы всего одну книгу написали…
Так, меня уже бесит эта самодовольная физиономия.
— Следующий!
— Между прочим, главный герой в вашей книге сильно напоминает шизофреника.
Подумаешь, мне самому это часто говорили, особенно в последнюю пару месяцев.
— Такая чушь может понравиться только таким же шизофреникам.
Эй, минутку, этот урод только что оскорбил всех моих читателей? А ведь Хаз говорил, что я должен уважать их. Значит, я имею полное право вступиться…
— Слушай, давай выйдем на улицу, и ты мне всё выскажешь? — неожиданно для самого себя сказал я. — Не очень красиво обсуждать такие вещи перед читателями.
И вновь в глубинах сознания зародилась волна… нет, в этот раз не раздражения, а какой-то весёлой злости.
— Легко, — обрадовался мужчина. — Приятно видеть писателя, готового выслушивать конструктивную критику.
Я попросил читателей подождать пару минут, и вышел с конструктивным критиком на улицу. Здесь людей почти не было, вся литературная тусовка сидела в vip-зале, а случайные прохожие в нашу подворотню забредали довольно редко.
Я вдохнул относительно свежий вечерний воздух, и ехидно улыбнулся:
— Знаете, раз уж вы всё равно вышли из клуба, то идите-ка со своей конструктивной критикой… домой.
— Не понял, — возмутился мужчина. — То есть, вы пытаетесь заткнуть мне рот?
— Боже упаси, — медленно начал закипать я. — Просто решил объяснить, что ваше мнение меня не интересует.
Да, я знаю, что веду себя как полный засранец. Но с какой стати я должен позволять абсолютно незнакомым личностям портить мне настроение? Всё в этой жизни имеет свои пределы, и особенно моё терпение.
Мужчина встал в очень гордую, но абсолютно глупую позу.
— А общественность не заткнёшь.
