Черные тонированные автомобили развозили товар по самым злачным местам. Свалка, седьмой район, который сам по себе та еще помойка, красный квартал в третьем районе и еще несколько.
Порошок точно не мелькал в пятом и шестом районах. Но тут все понятно. В центре прочно сидит Пятый и всякому отребью там не место. Шестой кое-как, но все же контролируется копами и внутренними войсками. Все-таки там находится единственный выход из сектора.
Получается, что тот, кто занимается распространением дури, не хочет попасть на глаза инквизиции или правительства. А еще это кто-то из обеспеченных восьмерок, раз у него есть тачки. Вряд ли одна, если верить слухам от По.
Кто в секторе может себе такое позволить? Пятого отметаем сразу, у него на шее слишком короткий поводок. Да и не стал бы он так рисковать, учитывая его положение. Ни к чему ему это.
Копы трусливы и в большинстве своем тупы. Это очевидно, ведь они оказались здесь. Конечно, они не прочь приторговывать порохом, но своими руками делать этого не стали бы. А кроме полицейских машин, других у них нет.
Остается местная аристократия. Кланы, семьи и банды. Организованные группировки и формирования. Неоякудза и Квадрада, лишь вершина айсберга на карте местной подпольной власти. В каждом районе есть своя кучка гангстеров и отморозков, занимающихся всеми нелегальными видами бизнеса.
Но раз дурь понесли сразу по всему сектору, это значит, что кто-то играет в свою игру против всех. Либо ублюдки как-то сумели договориться, но это вряд ли.
Наиболее очевидный вариант, это Квадрада. У отморозков хватит тупости и наглости, чтобы начать торговать на чужих территориях. Очевидный аргумент в том, что именно в их номере я проснулся сегодня бок о бок с прекрасным розовым зельем.
Но все равно не понятно, причем тут химера со съехавшей крышей и какой-то черный ящик.
Кстати, про последний тоже кое-что удалось выяснить. Но тут уже Пятый лично постарался. Потому что многим торговцам в рядах прямым текстом сообщили, что этот ящик ищут. Не всем подряд, но из числа надежных. На сколько это вообще возможно.
Сказали, что так и так. Если что-то кто-то спросит или где-то услышите, сразу сообщите начальнику охраны. Самим рот не разевать и лишнего не болтать. Иначе распрощаетесь и со своим контейнером в рядах, и с головой.
Получается, раз ящик ищет Пятый, то на самом деле его ищет инквизиция. А это значит, что содержимое невероятно ценно. Только вот почему кретины из ангара решили, что он у меня? Вернее тот, кто их послал.
Кирия ничего про это не спрашивала, значит она тут скорей всего не при чем. И почему-то мне кажется, что все это дерьмо как-то завязано на Квадраде. Может стоило получше осмотреться в том номере? Жаль, что я ничего не помню.
Но даже если этот ящик и был там, то его либо утащил тот, кто перебил всю семью, либо забрали копы. И вот вопрос на миллиард.
Мясорубку скорей всего устроил Черный Дьявол, которого там заметили очевидцы. А я пришел туда позже. Но шел я за химерой или за порошком?
От попыток вспомнить снова заболела голова. Причем дико. Хуже бывает, только когда я пытаюсь вспомнить собственное имя. Достал фляжку и сделал большой глоток. Как же мне не хватало этой ядреной дряни утром. Сейчас станет легче.
— Восьмой? — раздался робкий голос из-за спины.
— Чего тебе, малявка? — спросил я раздраженно.
— Я была не уверена, но сейчас уже точно. Люди на меня как-то странно смотрят. Не все, но большинство явно.
Я остановился и оглядел улицу. Несколько восьмерок тут же отвели взгляд и ускорились, словно вспомнили про срочные дела. Оглядел мелкую обузу с ног до головы. От досады чуть было не хлопнул себя по лбу.
— Да, мой косяк. Не подумал. Пошли за мной.
Мы дошли до ближайшей подворотни и ступили в темноту. Я наклонился и зачерпнул полную ладонь грязи, вперемешку с какой-то вонючей жижей. Протянул девчонке.
— На. Размажь по лицу и рукам. Тщательно втирай в кожу.
— Это? — отшатнулась мелкая в ужасе, зажимая рукой нос. — Что за мерзость, Восьмой?
— Ну как знаешь, — пожал я плечами, отряхивая руку.
— Они что, меня по запаху отличают? Я должна дерьмом пахнуть, чтобы сойти за своих.
Не знаю, что в ее тоне меня взбесило. Может сказалось напряжение этого дерьмового дня. Может прорезавшиеся в ее голосе тепличные замашки. В целом плевать, но если уж сама нарывается, почему бы не объяснить?
Я схватил мелкую за плечо и подвел к выходу из переулка. Вытолкнул ее на свет уличных фонарей, а сам остался в тени. Наклонился ниже, переходя на шепот. От нее правда приятно пахло какими-то духами. Но мне было плевать.
— Смотри внимательно, инквизитор. Смотри им в глаза, это приказ. Каждому, кто на тебя сейчас пялится. Смотри своими красивыми механическими глазками. Что ты видишь?
— Восьмерок, — прошептала она. — То есть людей. Обычные люди. Идут домой после работы. Уставшие.
— Внимательно, инквизитор, — шептал я. — Почему они на тебя так смотрят? Что ты видишь в их взглядах? Когда ты видела такой взгляд последний раз? Подскажу. Совсем недавно. Смотри им в глаза, Симонс. Смотри и думай, чего они от тебя хотят?
Восьмерки брели мимо. Сутулые, уставшие, забитые и обреченные. Они брели, не останавливаясь, словно ржавые роботы на автопилоте. Но стоило им увидеть девушку-инквизитора, как они не могли отвести взгляд. Многие притормаживали, другие спешно озирались по сторонам.
Некоторые даже пихали своих соседей локтем, чтобы те тоже посмотрели. Восьмерки глазели, проходили мимо, оборачивались. Но страх гнал их дальше, заставляя переставлять ватные ноги.
Но вот один все же остановился. Схватил за плечо дружка и принялся кивать в нашу сторону. Рядом остановился третий и они стали о чем-то шептаться, оглядываясь по сторонам. По очереди бросая взгляды на девчонку.
Мелкая видела все это. Как и десятки других обреченных глаз, что пялились на нее. И когда она начала дрожать, я почувствовал приятные нотки страха, вплетающиеся в аромат ее духов. Она начала осознавать. Не понимать или верить, но осознавать.
— Смотри, нашлось несколько достаточно храбрых восьмерок и по твою душу. Или достаточно отчаянных. А ты здесь и двух минут не простояла. Я говорил, что ты вряд ли доживешь до вечера. Теперь ты понимаешь, что я не шутил?
— Я же инквизитор, — ее рука потянулась под куртку, где висел плазматический пистолет в наплечной кобуре.
— А им плевать. Твоя кожа розовая. Розовая и нежная. А еще ты мелкая соплячка, — я наклонился к самому ее уху. — Говорят, у таких как ты, мясо самое сладкое. Для них ты не инквизитор, — тело Элис начала бить крупная дрожь. — Для них ты десерт.
Девчонка пошатнулась на ватных ногах. Я выпрямился и чуть наклонил корпус, позволяя фонарям осветить свое лицо. Троица восьмерок развернулась прямо на ходу, поглубже натягивая капюшоны. Все остальные прохожие тоже невольно ускорились и принялись внимательно разглядывая грязь под своими ногами.
Элис отшатнулась, но налетев на меня быстро отпрянула. Одним рывком обогнула мое тело по широкой дуге и упала на колени прямо в лужу зловонной жижи. Погрузила ладони в нее целиком и с остервенением принялась втирать грязь в лицо.
Ее тело дрожало и тряслось. Я слышал короткие всхлипы и тонкие подвывания, раздававшиеся от этого невзрачного существа. Она усердно размазывала вонючую грязь со слезами по щекам. Затем сорвала шапку и принялась вымазывать копну своих ярко-красных волос, продолжая реветь.
Наконец-то она начала понимать, куда попала. Долго же до нее доходит. Но может быть теперь у нее и появится крохотный шанс выжить. Те, что были до нее, так и не смогли миновать встречу с черными мешками для мусора.
Восьмой сектор жадный до свежего мяса. Он, словно бездонная прожорливая пропасть, пытается затолкать себе в глотку все, до чего сможет дотянуться. И особенно ему нравятся маленькие беззащитные девочки с розовой кожей.
Я сделал небольшой глоток из фляги, дожидаясь, пока мелкая наконец успокоится. В пропитанном химикатами воздухе витает много всякого дерьма. Так что скоро ее лицо высохнет, лишнее отвалится. И уже никто из восьмерок не сможет сходу понять, что за существо болтается за спиной уставшего инквизитора. Оно и к лучшему.
