Значит, Наган и Капуста верили, что из Зоны никто живым не вернется. Не учли они Зяму, влюбленного в Аню.
Да и не могли учесть. Наган – холодный, как рыба, социопат до мозга костей. Если Дым периодически ловил чужие мысли и эмоции, то у Нагана и эта особенность была отшиблена. Он всю жизнь руководствовался рассудком и только рассудком, и о других людях, мотивах их поступков мог судить только по книгам. И уж точно не испытывал Наган ни жалости, ни угрызений совести, ни дружеского расположения ни к кому. Дым про это знал и все-таки ценил Нагана и доверял ему: иногда разум надежней чувств, и социопат нуждается в общении и поддержке не меньше остальных. Вот, додоверялся.
С Капустой дела обстояли еще проще: основная черта его характера – жадность, за что он и получил прозвище. Далеко не маленькой зарплаты контрактника Капусте не хватало. Он всегда искал способ, чтобы урвать еще кусок зелени, вечно клал деньги на депозиты, сам жил в комнате коммуналки, чтобы поменьше платить, и только вещи покупал дорогие – не мог отказать себе в шмотках, обуви и вкусной жратве.
Нагана теоретически можно было запугать, пригрозив смертью жены, Лены.
Капусту проще было подкупить.
«Я с ними разберусь, – подумал Дым – Вот спасу Аню, выясню правду, вернусь и покажу кузькину мать». Только бы выбраться.
Они отошли от дороги довольно далеко, но неизвестно было, велось ли уже преследование. Может, его и вовсе не будет: пригонят срочников, ничего не смыслящих в следах, пустят цепью, тогда уйти – вопрос везения. А может быть, озаботятся пропажей Алана и Дыма… Особенно если эта «База», куда их везли, незаконное формирование.
– Давай-ка их запутаем, – Дым остановился перед поваленной сильным ветром сухой сосной.
– Что предлагаешь?
– Пожар.
– С ума сошел? Дым, даже не думай. Посмотри, как сухо, лес загорится, сами не выберемся.
– Да нет, ты не понял. Якобы пожар. Главное, чтобы дыму было побольше.
Они наломали сухих веток, добавили зеленых. Расчистили от травы, моха и веток участок почвы, вырыли неглубокую яму. Куча хвороста занялась сразу, а хвоя, как и ожидалось, дала густой дым, сразу выдававший беглецов. Погода стояла безветренная, что гарантировало безопасность костра, и дым уходил прямо в небо.
Полюбовавшись несколько секунд, друзья повернули назад и в сторону – так, чтобы обойти костер по широкой дуге. Преследователи, конечно, сейчас ломанутся прямо на приманку, и Дым с Аланом окажутся у них в тылу, а оттуда уже выберут другое направление – в принципе все равно, куда идти, а лес кажется огромным, многокилометровым.
– Что интересно, – произнес Алан, – лес нехоженый, а зверья не видно. Ни троп, ни следов. Будто даже кабаны не водятся.
И накликал. Дым давно замечал: стоит кому-то удивиться, мол, «нет тут этого» или «тихо как» – начинаются неприятности.
В зарослях молодых елок раздалось поросячье похрюкивание и повизгивание. Понятно, что о домашних свинках речи идти не могло, а вот о выводке диких – вполне.
Беглецы замерли. Кабан сам по себе – животное неприятное, лучше с ним не встречаться, особенно без оружия. А уж свиноматка – это вообще кошмар. Материнский инстинкт делает опасной изнеженную горожанку, что уж говорить про дикое животное, весящее больше взрослого мужика.
– Тихо, – прошептал Алан.
Пистолет был у него. Алан взвел курок и прицелился в сторону кустов, держа палец на спусковом крючке. Конечно, из «макарова» фиг убьешь зверя: прицельная дальность метров тридцать, дальше – если только метнуть и рукояткой в лоб зарядить… Дым достал нож. У Зямы и нож был никакой – безымянный тесак из хреновой даже на вид стали, тупой, как валенок. Зато длинный, клинок – сантиметров пятнадцать.
Через елки кто-то ломился. Должно быть, свиноматка учуяла людей и решила дать отпор.
Алан медленно выдохнул, сосредотачиваясь.
Туша выпрыгнула из зарослей и замерла, слепо таращась маленькими, красными глазками.
Со свиньей существо имело лишь отдаленное сходство. Дым сразу поверил и в радиацию, и в мутантов, да кто угодно поверил бы, увидь такое не в кошмарном сне, а наяву.
Во-превых, свинья была огромна – раза в два больше самого крупного «нормального» экземпляра. Во-вторых, шкуру ее, бугрящуюся, обвисшую толстыми складками, покрывали наросты, похожие на полипы, и гноящиеся язвы. Вытянутое рыло хищно шевелилось, а из пасти торчали натуральные бивни – две пары. Не животное, а машина убийства.
Алан выстрелил. Наверное, он целился в глаз, но попал в морду. Мутант мотнул головой и прыгнул на них – так быстро, словно был на пружинах.
Едва успели кинуться в разные стороны. Дым ушел прыжком, сделал с высоты своего роста кувырок через плечо, и развернулся к кабану, выставив нож перед собой. Но мутант решил сначала прикончить обидчика. Алан стоял на одном колене и целился с двух рук. Лицо его было отрешенно-спокойным, будто никто не собирался бить его бивнями и топтать копытами – острыми и раздвоенными.
Ничего нельзя было предпринять. Кабан рыл землю. Алан замер.
Кабан кинулся – взял разбег и наклонил голову, выставив бивни. Дым задержал дыхание.
Алан все еще оставался на месте. В последнюю долю секунды он резко упал на бок, поджав ноги, и выстрелил два раза. Кабана занесло, он развернулся, настолько сильна была инерция, и рухнул в траву.
Он не дышал, из уха стекала струйка крови.
Ай да Алан, ай да Вильгельм Телль!
– Ты его… в ухо? – просипел Дым.
Алан кивнул. Он сидел на заднице, мелко дрожал и точно не мог разговаривать. Дым с опаской приблизился к убитому мутанту. Местами шкура была покрыта длинной шерстью, жесткой на вид. Язвы выглядели отвратительно: влажные, гноящиеся. Лучевая болезнь? Или просто грибок? Копыта животного природа явно предназначила для убийства – такими хорошо брюхо вспарывать. В приоткрытой пасти белели клыки, наводящие на мысль о том, что покойная свиноматка была как минимум всеядной, а скорее – хищной.
– Никогда. Так. Не пугался, – произнес Алан.
Он уже взял себя в руки и нашел силы подойти к добыче.
– Есть это нельзя, – пробормотал Дым. – Наверняка радиоактивное. Сдается, дружище, мы попали.
– Подумаешь, один выродок, – Алан усмехнулся, – страшнее человека зверя нет. А мы себя, кстати, этим шумом с головой выдали. Теперь единственный шанс спастись – уходить побыстрее и надеяться встретить реку, чтобы следы водой смыло.
Бросив тушу и обойдя елки, где все еще хрюкали поросята (встречаться с ними не было ни малейшего желания), ускорили шаг.
И Дым, и Алан видели оторванные конечности, развороченные внутренности, мозги на стенках – смерть и опасность не пугали их. Но сейчас Дымом овладело иррациональное чувство сродни страху первобытного человека перед громом и молнией, хотелось бежать подальше от непонятного, чуждого, вычеркнуть уродство из памяти и никогда не вспоминать…
