Ознакомительная версия.
— Деркулов! Не забивайте голову вопросами, а просто качественно готовьтесь к операции. У нас нет ресурса для ведения боевых действий уровня двадцать первого века. Поэтому мы вернем нашего высокотехнологичного противника в условия, привычные для вас, — во времена войны в Афганистане. Поставим их перед реалиями восьмидесятых. А там вы знаете: у кого нервы крепче да готовности идти до конца — больше.
— Попробуем, Александр Павлович. Пока мы не на характер мерились, а по пословице: «У кого больше, тот и пан»!
— Вот мы и поменяем правила игры: отступать нам больше некуда, а с характером у нас никогда проблем не было. Посмотрим, на что они готовы.
— Хорошо, товарищ полковник… Попробуем наших западных друзей на железистость очка: когда жим-жим — песочек не сыплется?
Кравец расхохотался. Шурпалыч сдержанно улыбнулся. Буслаев сиял и откровенно гордился своими подчиненными.
Попрощались, вышли.
На улице меня окликнула Хонич. Подошла, сухо вручила тяжелый полиэтиленовый пакет и ледяным тоном сообщила:
— Станислав Эдуардович распорядился передать.
Нет, ну какова сука?! Ты же, когда все рухнуло, мне в жилетку плакалась — сдалась, что называется, с потрохами. Тебя спасли, спрятали на все время раздачи слонов. Я не забыл своего данного в присутствии зареванного унитаза обещания — отправил лично на следующий же день. Со дня разговора в туалете ты ни разу меня вживую не видела, считай, полгода. Сто раз обоих могли грохнуть под любым обстрелом или бомбежкой. Я уже не твой начальник и вообще ушел в совершенно другой, параллельный тебе мир. Нет же! Опять наша гордая девочка взлетела и снова взялась за старое. Ничего человеческого! Сухая, бездушная функция продвижения к вершинам власти. Тварь…
— Спасибо.
— Не за что.
Вот уж точно…
Пакет очень кстати. Надо Жихарева порадовать — алаверды, однако, Богданыча еще разок угостить — от него помимо баньки вскорости много чего потребуется. Да и обещал же своим командирам гостинцев. Вот не с пустыми руками и вернусь. Заодно будет чем пилюлю подсластить. Шутка ли, пусть с двумя кузовами гранатометов, взрывчатки и мин да с разными подкреплениями, но остановить в чистом поле чуть ли не бронетанковый батальон да пехоты сотен несколько! Волей-неволей, а призадумаешься.
* * *
На Луганщине, сколько помню, Родаково всегда называли Бермудским Треугольником. Причин тому было несколько, но главных две: место расположения и база «Родаковоресурсы». Насчет географии — отдельная тема, а вот предприятие, само по себе, притча во всех языцех.
Построили ее в благословенные времена застоя как раз в паре километров от поселка, а заодно и одноименную железнодорожную станцию расширили, дабы потребности базы могла удовлетворять: депо создали, мастерские, весовые, как положено. Ну, разумеется, людей привалило в поселок, возвели, прицепом, пару микрорайонов.
Обозвали для начала «Родаковской универсальной». Переименовывали потом бесчисленное количество раз, но именно такой — широкого профиля — до самой своей смерти она и оставалась. Окончательно добили ее бомбежки, но на деле конец ей пришел в аккурат с падением Союза, ибо создавалась она для материально-технического обеспечения юга РСФСР; в сферу ее обслуживания входили Ставрополье с Ростовской, Белгородской, Воронежской и частью Харьковской областей и, конечно же, половина Донбасса.
Переваливали всё — металлы, уголь, ГСМ, лес, строительные материалы, метизы, резину, товары народного потребления и еще сотни так необходимых народному хозяйству наименований. Все, что плохо лежало, ясное дело, тащили по домам. Обеспеченность местного населения могла бы вызывать определенное беспокойство у правоохранителей, если бы не одно «но» — Родаково лежало за пределами всякой досягаемости.
База, поселок и станция расположены в самой середине одной из возвышенностей Донецкого Кряжа, и к ним ведет всего две дороги. Вернее, одна — та, посередине которой Родаково и расположено, — связующее шоссе между двумя магистралями. И если летом особых проблем нет — хоть с Донецкой, хоть с Бахмутки: заезжай — не хочу, то с первыми морозцами и снежком поселок, а соответственно и вся остальная инфраструктура от «Большой земли» отрезались напрочь. Единственное сообщение — электрички да проходящие сквозняком магистральные составы. Правда, от станции еще дойти надо — парочку километров до пункта назначения. Если снег не чистить, задача не из простых. Его и не чистили. Принципиально!
Поселок жил базой. База жила директором. Директор жил традициями. Традиции сложились исторически — под стать суровому характеру родаковских горцев.
Лет тридцать пять, а то и сорок, до самой перестройки, возглавляли ее люди разные, но единые в одном: все были местные и все чтили закон. Он же гласил: «Не мы — для базы, а база — для человека». Так и жили.
С первыми заморозками, дождями и ветрами ломался телефон. Тем паче он ведь не просто «провод», а радиотелефонная станция, и что с них, тогдашних, взять — не сотовый, однако: постоянной устойчивой связи не было. С первым снегом выходили из строя тракторы. Что зимой взять с дизеля? Правильно… Дороги переставали чиститься. В Родаково никто из начальства не ездил. Местному руководству в районном Славяносербске, а тем паче в областном Луганске, и подавно делать нечего.
Продукция отгружалась лишь железной дорогой и только в световой день (зимой, с электричеством… ну, понятно). Люди же тем временем жили! Собирались в управлении очень рано для сельских жителей — к 9-00. Хозяйства-то у всех — о-го-го! Понятное дело, скотину покормить, подоить, убраться и прочие дела, да и привычка вставать в четыре утра — никуда не денешься. К началу рабочего дня — уже проголодались.
В актовом зале, на первом этаже головной конторы, сдвигались столы, на стол выкладывались скромные «тормозки» немудреной сельской пищи и разные цветные бутылочки, типа, с компотами. Бахмутский шлях, с которого все «есть пошло», в том числе и поселок, — дорога древняя, часть легендарного пути «из варяг в греки». Чего уж теперь вставать в гордую позу перед давними и вполне невинными обрядами настаивания спиртосодержащих смесей на травах, ягодах и плодах.
Размявшись, с десяти начинали работать: принимали и отправляли составы, выгружали-загружали, складировали и учитывали. Работы — много, ответственности — еще больше. Соответственно и штат — две сотни управленцев. Диспетчеров, телефонистов, экспедиторов, весовщиков и прочего младшего состава ИТР — десятка три. Ну, и рабочих — человек двадцать.
Директор после планерки или второго завтрака, или летучки, как назвать — начинал обход закромов. Все основные лежбища располагались на втором этаже конторы. На первом и в подвальном цеху собственной швейки тоже были, но уже не те. Из управленцев — святое табу — мужик был один. Директор. Все остальные — дамы. У каждой отдельный кабинет. Вот с одной, максимум двумя в день, он и работал. Потом выходил — сияющий и удовлетворенный положением дел на только что проверенном участке работы, а тут, как назло, обед. Сдвигались столы, доставались… Говорю же — традиции! К окончанию обеда, как правило, заканчивался и световой день.
Ознакомительная версия.
