«“Думаю, тебе будет интересна судьба ЧЕСЛАВА КОРБУТА?”, – вот что хотел тогда, в темном туннеле, сказать Яков Берзин!» – отчаянно билось в голове.
– Отчего так? А я вот, представь, рад! – кошмарно оскалился старый враг. – Да что там «рад», просто счастлив оттого, что могу разделаться с тобой собственными руками! Очень медленно, как я люблю.
Корбут вновь закашлялся. Поднес ко рту обрывок тряпки. Вытер губы. На ткани появились красные пятна. Кровь. Дырка в легком, которую Чеслав получил во время их последней встречи, явно давала о себе знать. Да и вообще, комендант Берилага сильно изменился: осунулся, постарел и расстался со своим длинными волосами. Наголо бритая голова не добавила ему привлекательности. И без того бледное лицо казалось мраморным на фоне ядовито-желтого костюма химзащиты. Прежними остались только глаза. Они гипнотизировали, сверкали фанатизмом.
– Ты ведь не добил меня, мой благородный и глупый враг, или просто решил остаться чистеньким. А может, и впрямь не подозревал, что в теле коменданта Берилага, которое выдал представителям Красной линии, еще теплится жизнь… Как бы там ни было, спешу тебя обрадовать: товарищ Москвин пожалел для меня пули. Верного сына партии Чеслава Корбута, не щадившего ни сил, ни здоровья в борьбе с ее врагами, просто выбросили на поверхность! На съедение мутантам!! Так вот, ОНИ МНОЮ ПОДАВИЛИСЬ!!!
Томский оценил расстояние до коридора, в котором можно было бы спрятаться. Метров пятьдесят открытого пространства. Он не успеет сделать и пары шагов. А если предположить, что добежать до спасительного поворота все же удастся, то шансы этим не уравняешь. Корбут расстреляет остальных, а потом все равно доберется до своего главного врага. Тухлое дело.
Слегка успокоившийся к тому времени Чеслав вытер окровавленные губы, перехватил взгляд Томского и покачал головой:
– Не надо. Ты свое отбегал.
– А ты нет? Судя по всему, подыхаешь.
– Из вежливости пропущу тебя вперед. Как жаль! Мне так хотелось свести тебя с ума! – мечтательно проворковал Корбут. – Я жаждал растянуть удовольствие, старался продлить охоту. Ты очень скользкий тип, Томский, но теперь тебе не ускользнуть.
Чеслав подошел к Толе вплотную, резко повернул автомат. От удара прикладом в живот Томский согнулся пополам. Сквозь звон в ушах он услышал выстрелы.
– Лежать, гном! Рылом вниз! – рявкнул Корбут. – Еще раз дернешься, и ты покойник!
Ничего не скажешь, лихо. Реакция у Чеслава была отменной: обрабатывая одного, он ни на секунду не выпускал из поля зрения остальных. Вездеход, наверное, попытался пустить в ход свою трубку, но недооценил противника. Номер не прошел.
Корбут сделал шаг назад. Как выяснилось через секунду – для того, чтобы половчее ударить ногой. Мысок ботинка врезался Томскому в подбородок. Толя упал на спину. За болью последовала вспышка ослепительного света.
* * *
Когда зрение вернулось, он увидел над собой ребристый потолок с остатками креплений для люминесцентных ламп, колонны, облицованные белым мрамором. Станция имени Че Гевары. Как он здесь очутился?
Томский попытался перевернуться на спину и охнул. Кровь прилила к голове и ударила в темя, сосредоточившись в очаге боли. И все же Толик нашел в себе силы встать на колени. После короткой передышки выпрямился во весь рост. В десяти метрах стоял Чеслав Корбут в своем желтом костюме химзащиты. Согнутая в локте рука замком охватывала шею Мишки. Чеслав держал мальчика перед собой – так, чтобы Томский видел мальчика. Мишка яростно отбивался: царапался и молотил кулаками по ногам Чеслава. Один раз ему даже удалось пройтись ногтями по запястью Корбута. Однако сопротивление с каждой секундой слабело – душитель со сладострастным выражением усиливал давление. Пальцы Мишки в последний раз скользнули по прорезиненной ткани. Руки бессильно обвисли. Глаза закатились. Лицо залила синева. Мальчик что-то прохрипел. Толику показалось, что Мишка произносит его имя.
– Отпусти пацана, подонок!
Томский бросился на Чеслава, но сделал всего лишь пару шагов. Пол качнулся, накренился под таким углом, что удержаться на ногах было невозможно. Толик упал, в плечо вонзились шипы обрывка колючей проволоки. Мозг просто зафиксировал этот факт, а тело никак не отреагировало: были проблемы и поважнее, чем пара царапин. Чеслав оттолкнул Мишу. Переступил через его неподвижное тело. Исподлобья поглядывая на Толика, поднял автомат и сумку с противогазом.
– Ты выглядишь нездоровым, Томский. Зачем так болезненно реагировать на какую-то шишку? Впрочем, это все – лирика. Будем прощаться. Я бы поболтал еще, но вынужден откланяться.
Ствол «калаша» уперся в голову Анатолия. Палец Чеслава лег на курок. Томский ждал выстрела, но услышал лишь тихий смех:
– Знаешь, а я передумал. Тебя расстреляют свои. За убийство этого мальчишки.
На прощание Корбут пнул Томского ногой под ребра. Удар был весьма болезненным, но терять сознание Толик начал не из-за него. Что-то случилось с головой. Ее словно обхватили невидимые щупальца спрута. Холодные и скользкие, они сжимали череп, явно собираясь его раздавить. Сквозь мутную пелену, застилавшую взор, Толик увидел, как Чеслав натягивает противогаз. И тут… Резина приняла цвет кожи. Гофрированный шланг врос в лицо, а губы сделались фиолетовыми. Корбут превратился в Желтого и окончательно растворился в клубах тяжелого тумана, наполнившего голову Томского.
* * *
– Эй, ты будешь меня слушать или хочешь, чтобы я отрезал тебе уши?!
Толя поднял глаза. Теперь он стоял в коридоре, ведущем к Академлагу. По-прежнему горел костер. Чеслав из плоти и крови держал его мушке.
– Буду, сволочь! Ты хочешь исповедоваться?
Голос Томского дрожал от ярости. Он вспомнил все. Стена, перегораживающая память, рухнула. Толик пробил ее сам, без помощи людей и духов. Чеслав напал на Мишку, а он пытался защитить мальчика. Дрался, но из-за проклятой болезни не смог помешать убийце. Настоящему убийце. Виртуозу провокации и изощренной мести.
Сознание собственной невиновности не вызвало у Томского радости. Ярость заглушила чувство облегчения.
– Исповедоваться?! – взревел Корбут. – Я заставлю тебя самого исповедоваться и молить о смерти!
Кулак Чеслава врезался Толику в губы. Рот наполнился солоноватым привкусом крови, но Томский даже не покачнулся. Корбут отступил на шаг. На лице его читалось легкое удивление. Он что-то увидел в глазах врага.
– На колени!
Автоматная очередь прочертила борозду в бетонном полу у самых ног Толика. Чеслав старался напрасно – на лице Томского не дрогнул ни один мускул. Он лишь пренебрежительно сплюнул кровью, перестав чувствовать страх. Да и все другие, присущие человеку эмоции, – тоже. Сейчас им владело только одно желание – убивать и крушить все на своем пути. Разумом Томского полностью завладела его темная половина – не знающий пощады и жалости гэмэчел. Глаза сузились, превратившись в щелки, лицо окаменело. Толя сделал шаг навстречу Корбуту. Тот вскинул «калаш», но выстрелить не успел: молниеносным движением Томский схватил автомат за ствол. Приклад ударил Чеслава в живот. Враг едва не упал в костер, но, пригнувшись и раскинув руки, все же сумел восстановить равновесие.
