Между ассасином и палубным матросом установился шаткий мир. У Литэ нашлись ещё палочки лхо, и серв дрожащими руками протянул одну из них Келлу. Тот принял предложение, и они некоторое время курили в дружеском молчании, оценивая друг друга.
Эристид глубоко, с наслаждением затягивался наркостетическим дымом — прошла целая вечность с тех пор, как он предавался порокам. Или, по крайней мере, так ему казалось. Совершая эти мелкие, обыденные манипуляции, Келл чувствовал нечто отличное от блеклой, бесконечно пустой меланхолии, преследовавшей его со времен Дагонета. Впрочем, он не мог сказать, что именно ощущает. Названия подобных вещей забылись.
Потом Литэ завел разговор о шрамах Эристида и бесцветных пятнах на коже, там, куда пришлись змеиные укусы, но ассасин ещё не был готов обсуждать подобное. Вместо этого, он попросил матроса рассказать о себе… и тот медленно, опасливо поведал свою историю.
— Ты можешь подумать, что я слабак, — начал серв.
Келл именно так и решил, но не видел причин признаваться.
— Позволь объяснить, как всё было. Я начал вкалывать на палубах «Духа» с малых лет, как только набрался силенок, чтобы поднимать муфту генератора, так-то. Я знаю все истории о том, как киль корабля закладывали на верфи, могу рассказать о людях, умерших, чтобы подарить ему жизнь. Здесь целая книга о «Духе», понял?
С этими словами серв похлопал себя по голове. В полумраке на ней виднелись синяки и следы старых ушибов.
— Прямо здесь, да, — продолжил Литэ. — Ничего не забыто.
Келл знал о таких вещах. Словесные предания и устные традиции возникали на огромных боевых кораблях Империума, точно так же, как в городах на поверхностях планет. Настолько грандиозны и сложны были межзвёздные гиганты, что в их тени рождались настоящие легенды, истории о призраках и современные мифы, одной ногой опирающиеся на факты, а другой утопающие в фантазиях. «Мстительный дух» относился к числу таких кораблей, и ассасин не сомневался, что под его стальной кожей живут предания, насчитывавшие уже целые столетия. Члены экипажа делились такими историями друг с другом, передавали их новым поколениям служителей, приукрашивая и дополняя легенды по ходу действия. Матросы, подобные Литэ, являлись кем-то вроде летописцев, своеобразного и примитивного толка.
Вот только по их историям не высекались монументы и не создавались оперы. Матросские легенды не обладали эпичностью преданий о Легионес Астартес, воинах, которые вышагивают над головами меньших созданий и никогда не уделяют им даже толики внимания.
Литэ всё говорил и говорил — однажды начав, он как будто не мог остановиться.
— Мы сражались в Крестовом походе, о да, к великой славе, — в глазах серва блеснули слёзы. — Ох, если бы только знал! Когда Гор поднялся на борт, здесь закатили такое празднество! Мы были единым целым, понимаешь? Мы были кораблем Магистра войны, первыми среди равных. Нам предстояло стать величайшим экипажем в истории… Какое-то время, так всё и было.
«А потом?»
Но Келлу не пришлось понукать матроса. Литэ уставился в пол, и теперь его слова отдавали горечью.
— Но недолго. Вся красота выгорела, я видел это отсюда, с нижних палуб. Не обязательно стоять на мостике, чтобы заметить изменения, не-а. Мы все поняли это. Все, — серв указал на свое лицо. — Давин, все перемены начались с него. Может, побеги укоренились раньше, но расцвели они в Дельфосе, на Давине.
Жутко боясь, что его подслушают в этом безлюдном месте, Литэ опустил голос до хриплого шёпота.
— Гор пал, и, заклейми меня за такие слова, но всем было бы лучше, если б он никогда и не поднялся. Когда Магистр войны вернулся, он… его изменили.
— Поясни, о чем ты.
— У меня нет нужных слов, я человек необразованный. Но я видел это. Вижу это! Знаю это!
Серв медленно покачал головой.
— А потом — Исстван. Ох, Трон помилуй нас — Исстван. То, что там сотворили, преследует всех. Скверна запятнала корабль и каждого матроса на нём. Он перебил своих детей и братьев, этот Магистр войны. Скрыл предательство под именем восстания, словно это какое-то праведное дело.
А дальше Литэ рассказал Келлу историю одного человека, ярусного мастера — кого-то вроде бригадира, отвечающего за палубы, на которых сервы производили обслуживание огромных фокусирующих кристаллов для лэнс-пушек флагмана. Он начальствовал над новым знакомым ассасина, а по крови приходился матросу дальним родственником. Ничего необычного — низшие уровни иерархии экипажей некоторых кораблей становились своего рода общинами, которые населяли палубы звездолётов и соединялись теми же узами, что и жители маленьких отдаленных колоний или сельских поселений.
Ярусный мастер в полный голос выступил против восстания Гора и был казнен за это. Трагичный, но вполне ожидаемый исход; весь ужас заключался в том, как именно его казнили. Человека привязали к генерирующему кристаллу, проходящему тестовый цикл возбуждения/торможения, и оставили там, выгорать изнутри и снаружи на протяжении шестнадцати дней. Матричная стазис-установка во внутреннем механизме лэнс-пушки всё продлевала и продлевала пытку, замедляющее энергетическое поле растягивало время для обреченного мученика. Каждый серв в экипаже, оказавшийся поблизости, вынужден был выслушивать заторможенные, протяжные вопли.
Но это оказалось не самым скверным, не-а. Литэ объяснил, что с бригадира всё только началось.
— Вскоре кровопролитие стало… повседневностью. Хозяева нуждались в нем, просто чтобы тени оставались довольными, понял? Штуки в тенях, то есть. Они забирали людей, иногда выталкивали их обратно. И ты не хотел бы увидеть, как тени меняли людей — или легионеров.
— Мне встречалось… нечто подобное, — предположил Келл, и матрос косо взглянул на него, словно не совсем поверив ассасину. Но затем между ними мелькнуло безмолвное понимание, кошмарная схожесть пережитого, и оба поняли, что Эристид прав.
— Я — трус, — отважился признать Литэ, стыдясь самого себя. — Слабак. Побоялся поднять голос, работал, опустив голову, и притворялся, что ничего не замечаю. Но я видел, видел и не мог рассказать о том, как мне страшно, потому что не знал, кто чувствует себя так же, а кто стал верующим. Ведь нужно было притворяться, даже если ты не веришь, а иначе смерть. И не быстрая.
Серв кивнул в сторону металлического каньона.
— Многие предпочли этот путь каторге под кнутами Магистра войны и его… холуев.
Тут Эристид заметил, что Литэ содрогнулся, хотя воздух был теплым, словно кровь.
