Анис тут же встрепенулась, заботливо положила мне под голову свернутую головную накидку, закинула на меня ногу и, щекоча локонами мою щеку, принялась нашептывать на ухо, какой я мужественный.
В последнем я не сомневался. А вот в искренности благородной англичанки — да.
Я смотрел на ее ногу, закинутую мне на живот, тонкую, с торчащей коленкой и со светлым пушком на голени, на худое, почти тощее бедро с синими жилками и четко прорисованными под бледной кожей тазовыми косточками, и не понимал, почему она час назад казалась мне привлекательной.
Но что сделано, то сделано.
Кое в чем я ошибся. Как оказалось, не такая уж Анис и благородная. Да, папа у них с Озриком был общий, а вот мама подкачала. Оказалась всего лишь горничной законной жены. Впрочем, обошлись с ней по-человечески. Не выгнали, а вырастили и даже обучили правильным манерам. А потом, лет примерно с четырнадцати, начали подкладывать под разных полезных господ.
Можно было ей посочувствовать… Но я не стал. В любом случае ее участь была значительно лучше среднестатистической английской крестьянки. Анис, по крайней мере, кормили досыта.
А еще я ей действительно понравился. И не столько потому, что она впервые получила удовольствие от секса, но и оттого, что я отнесся к ней по-человечески. Ну да, тут не Дания. Здесь женщина будет, кем велят. Рабыней, служанкой, вагиной, утробой… Поважнее коровы, но подешевле коня. Хотя насчет коровы я тоже не уверен. Той хоть не велят чураться простых удовольствий. А вот женщинам они не положены. Ибо они есть сосуд греха и главная причина того, что здешнее христианское мужичье вынуждено усердно трудиться, а не прохлаждаться в раю на всем готовом.
Убил бы мерзких святош!
Убить, однако, намеревались меня.
О чем между делом и прощебетала мне белокурая подружка.
Слышала разговор Озрика и одного из советников его папы. Мол, если не удастся переманить меня на свою сторону, то от меня надо избавиться. Профилактически. Слишком уж быстро я набираю потенциал и слишком перспективной фигурой являюсь. Особенно для Эллы. В первую очередь потому, что здесь, в Нортумбрии, я чужой. Никаких родственных и деловых связей. Что, кстати, дает возможность без проблем убрать меня с игрального поля. Элле от меня мертвого никакого проку. Забудет на следующий день. И мстить за меня некому. Чужак же.
В целом логично. Но в частности — совсем меня не устраивает. Не думал, что выбор стороны стоит так остро.
Подумалось: а говорит ли Анис искренне или транслирует то, что велено? Нет, похоже, это ее инициатива. Не хочется ей, чтобы меня убили. А хочется, чтобы я время от времени, когда мне будет угодно…
Нет уж, детка. Секс у нас с тобой был. Больше не будет.
Но озвучивать это решение я не стал. Напротив, заверил, что Озрик мне глубоко симпатичен и я немедленно стал бы его человеком, если бы… Если бы он был королем. Ведь я уже много лет служу исключительно королям. Перейти же на службу местного графа — это поступиться достоинством. А достоинство у меня — ого-го!
И принялся расхваливать Озрика. Его ум, благочестие (а как же иначе!), щедрость, изумительное владение оружием… Да Озрик просто идеал христианского воителя. Вполне достойный стать королем. Но не король, увы. Впрочем, здесь, в стране англосаксов, столько королевств. Почему бы Озрику не занять один из тронов? Если до этого дойдет, то я, благородный Николас из Мунстера, всегда готов пособить.
Мой восторженный посыл вряд ли сработал бы, передай я его Озрику лично. Но в устах не самой умной из дев должен был прозвучать убедительно. А в том, что прозвучит, я даже не сомневался.
Тем не менее на ужин я отправился в кольчуге и при Вдоводеле. Они вряд ли спасут, решись Озрик прикончить меня официально. Но он не решится. Я же гвардеец короля. Более того, король знает, куда я отправился. Так что публично на меня не нападут. А зарезать меня по-тихому не получится, потому что пара-тройка обычных убийц не станет для меня проблемой. Во всяком случае, я так полагал.
Стол накрыли в просторном зале с мраморными полами и поблекшими фресками на подкопченных сверху стенах. Народу собралось — под сотню. И не местные свободные-керлы, а сплошь воинская и финансовая элита. И члены их семей, само собой. В том числе — дамы. Супруги, сестры и дочери. Что характерно: моей недавней подружки Анис за столом не оказалось.
Озрик оценил меня по достоинству. Усадил по левую руку. По правую устроилась чопорная длиннолицая тетка в кружевном чепчике. Не только в нем, разумеется. Дорогой ткани и украшений на ней хватало.
Тетка оказалась… супругой Озрика. Одарившей меня таким взглядом, от которого молоко может скиснуть прямо в корове.
Соболезную. На мой взгляд, даже гигантское приданое и уходящая в века череда благородных пращуров не компенсируют необходимость делить с этой… с этим существом постель.
Ну да не мое дело. Мое дело — занять подобающее место и соответствовать положению.
Положение же мне Озрик отвел серьезное. То есть я был представлен народу не только Николасом из Мунстера, но и беллаторе короля франков Карла. А для тех, кому это слово незнакомо, пояснил: беллаторе — не просто какой-нибудь шевалье-рыцарь, а довереннейшее лицо.
Делайте выводы, господа.
И ни слова о том, что я служу королю Элле.
И ни одного знакомого лица за столом.
Так что нехитрый вывод напрашивался сам.
Ну, да я не против. Могу и посланцем Карла побыть. И даже не упоминать, что последняя наша личная встреча произошла в королевской тюрьме.
Впрочем, без пробивки не обошлось. Одна из дам вдруг защебетала по-французски, осведомляясь о причине, по которой я здесь.
Наверняка с подачи супруга, важного бородача с серебряной цепью поперек груди, сверлившего меня подозрительным взглядом.
Я ответил тоже по-французски и довольно резко: мол, не твое дело, женщина. И тут же перешел на английский, повторив ответ и добавив, что разговаривать здесь, в Нортумбрии, на языке франков, которого большинство не понимает, по меньшей мере неучтиво. И выразительно поглядел на бородача. Возмутится или нет?
Не рискнул.
Зато еще один тип, постарше, поинтересовался, насколько велик мой французский лен?
Я покосился на Озрика. Тот на помощь ко мне не спешил. Пришлось соврать. Но соврать грамотно. Мол, земля не маленькая, но работников после нашествия норманнов осталось совсем немного. Так что есть трудности с обработкой.
Поскольку тема была болезненная для всех нортумбрийских землевладельцев, обо мне тут же забыли, переключившись на проклятых язычников.
Языки пирующих развязались. Тосты стали разнообразнее. Появились среди них и за возвращение законного короля.
А я пил свой эль, глядел на поблекшие римские фрески и с трудом удерживался, чтобы кого-нибудь не убить. Настолько чуждой и раздражающей была для меня эта английская знать, через слово упоминающая Бога, но отличавшаяся от язычников лишь гипертрофированным лицемерием и постоянной готовностью подлизнуть тому, кто сильнее.
Впрочем, я очень хорошо знал причину копящегося внутри гнева. Одиночество. Даже среди головорезов Рагнара оно не было таким острым. Даже хитровывернутый Рюрик сейчас казался мне почти братом. Брехливая собачья свора во главе с псарем-Озриком. На кого натравит, того и порвут. Если другой псарь не бросит им кусок покрупнее.
Я пил свой эль, не поднимая глаз, чтобы никто не угадал моих чувств, и думал лишь о том, чтобы удержать выжигающий меня изнутри ком ярости… И вдруг ощутил, как что-то увесистое легло мне на колено. Подумал: это один из хозяйских псов, грызшихся под столом, но скосил глаза и увидел мудрые голубые глаза и такую знакомую белую морду.
Мой Волк пришел, чтобы спасти друга. Как всегда.
Но важнее всего было то, что я прочитал в этих глазах. Жгучий комок под диафрагмой растаял. Я поднял голову и окинул соседей по застолью совсем другим взглядом. Правильным взглядом. Взглядом ярла. Теперь я видел не жадные глазки, жующие и болтающие рты, а то, что мне, дану и варягу, следовало видеть, когда я смотрю на добычу. Не грязную свалявшуюся кабанью шерсть, а шипящее над огнем сочное жирное мясо. Серебряные и золотые заколки, цепи, перстни, набитые кошели на поясах, оружие, которое должно получить хозяев получше, женщин, чьи тела порадуют моих хирдманов, добрая снедь и превосходный эль, без которого нет настоящего веселья. Я представил пирующих за этим столом своих друзей: Медвежонка, Вихорька, Скиди, Гуннара, Бури… Я представил Тьёдара Певца, наигрывающего свою любимую «О Волке и Медведе», и впервые порадовался ей. И улыбнулся добродушно поймавшему мой взгляд Озрику. И сын нортумбрийского олдермена улыбнулся в ответ, даже не подозревая, какое место будет отведено ему на нашем пиру. Спасибо тебе, мой Волк! Ты очень вовремя напомнил мне: я здесь не для того, чтобы приобретать друзей и искать расположения нортумбрийского конунга. Я тут, чтобы исполнить последнюю волю моего конунга. Доставить его слова по назначению.
