– А остальные миры?
– Остальные – то же самое, но без глобальной катастрофы.
– Кроме одного, значит? – спросил Сергей.
– Кроме одного, – подтвердила Ева. – Тот мир-лепесток развит сильнее, чем ваш. И он давно отделился от Центрума. Как – не спрашивай. Но попасть туда невозможно.
Глава 5. Куда ты попал, Робин Крузо? Где ты был?
– Да брось ты, наконец, этот саквояж! – не выдержал Патрик. – Чего зря надрываешься?
– Там мой костюм, – тяжело дыша, ответил Макс. После спуска с горы и подъема на плечо другой горы он уже не был твердо убежден в необходимости носить лишние тяжести и продолжал тащить саквояж больше из упрямства. Саквояж тоже был из упрямых: обладал инерцией, оттягивал руку и все время норовил стукнуть по коленке.
А оружие Теодора Патрик нес сам, не рискуя доверить его Максу.
Это он правильно делал. Нет, Макс не стал бы стрелять Патрику в спину, даже если сумел бы разобраться, как снять диковинный карабин с предохранителя. Он всего лишь постарался бы избавиться от общества рыжего убийцы, отогнав его куда-нибудь за пределы видимости или подранив, если рыжий окажется чересчур настырным.
А что потом? Макс не знал. Наверное, стоило бы вернуться к телу Теодора – не потому, что он все-таки мог ожить (в такое развитие событий уже не слишком верилось), а потому, что именно там Макс попал в мир, который Патрик называл Центрумом. Где вход, там, возможно, и выход.
Так оно или нет, кто мог сказать? Но надеяться, наверное, не запрещено в любом мире.
На всякий случай Макс крутил головой, запоминая приметы: груду камней, одинокое кривое дерево, чье-то старое кострище, уже обросшее по краям жесткой травой…
Солнце пекло. Прыгали из-под ног кузнечики. Хотелось пить.
– Стоп, – скомандовал Патрик. – Привал пять минут. Давай сюда свой саквояж.
Одежда Теодора была бесцеремонно отброшена. Костюм и ботинки Макса Патрик аккуратно положил на камень.
– Это пригодится. Что тут еще? А, вода! Держи.
Алюминиевая фляга была теплой на ощупь и, судя по весу, почти полной. Макс нетерпеливо свинтил колпачок и принялся глотать воду. Он выпил бы полфляги, если бы Патрик не прикрикнул на него, приказным тоном потребовав не увлекаться.
– От реки мы ушли, вода теперь нескоро будет. Ну что мне с тобой делать, Пит, а? Все позабыл… Ладно, бывало хуже… Так, а это что?
Из саквояжа появились два продолговатых металлических предмета – Макс опознал в них вместилища патронов для карабина Теодора. За ними последовали три консервные банки и немного сухарей в надорванном бумажном пакете. На самом дне обнаружились два плотно сложенных рюкзачка из тонкой, очень прочной на вид ткани.
– Ты глянь, какой предусмотрительный! Саквояж он в Гомеостате носил так, ради маскировки, а для Центрума приготовил рюкзаки – тебе и себе. Ты не знал?
– Нет.
– А еще говоришь, что тебя не похитили! – Патрик смачно сплюнул. – Вот и доказательство: твой Федор не дал бы тебе вернуться в Гомеостат. Не для того шел.
Костюм и ботинки Макса Патрик затолкал в один из рюкзачков, туда же отправил провизию и флягу. Вместилища патронов взял себе. От души пнул ногой пустой саквояж.
– Пошли.
– Постой… – Как ни неприятен был Патрик, Макс решился на вопрос. – Зачем меня похищать? Кто я?
– Мой друг. Мы друзей в беде не бросаем.
– Друг – и только?
– А что, этого мало? – окрысился Патрик. – Все, кончили болтать. Пошли.
– Куда?
– Есть на территории Оннели одно местечко. Тебе понравится. Надевай рюкзак!
Последнюю фразу он просто проорал. Макс вздрогнул и подчинился.
В конце концов, выведать нужную информацию можно и попозже.
Оказалось, что двигаться с рюкзачком на спине гораздо приятнее, чем с саквояжем в руке. Груз почти не ощущался – хотя, конечно, он несколько уменьшился.
Чтобы не слишком обрадоваться, Макс подумал, что теперь наверняка будет потеть спина.
Двинулись прежним порядком: впереди Патрик с карабином Теодора на плече и своей винтовкой в руках, за ним в трех шагах Макс. Наткнувшись на подобие тропинки, пошли быстрее. К тому же начался пологий спуск.
И вдруг Патрик остановился как вкопанный.
– Охотник… – пробормотал он. – С собакой.
Достав откуда-то небольшой бинокль, он с полминуты не отрывал его от глаз.
– Вроде местный… Заметил нас. Сюда идет. Ты только помалкивай, говорить буду я…
Макс и так молчал. Он не знал, что делать. Трудно решать даже за одного себя, не зная слишком многого.
Патрик снова двинулся вперед – вроде неспешно, как на прогулке, но Максу были видны его плечи, охваченные лямками рюкзачка. Порой плечи красноречивее лиц.
Две точки впереди превратились в человека и собаку. Без сомнения, охотник шел навстречу, поднимаясь на плечо горы по той же самой тропинке.
В мире Макса охотники были редкостью, но все же встречались. Собаки тоже.
Когда незнакомец подошел ближе, Макс смог рассмотреть и его самого, и его собаку. Охотник был долговязым, с узкой костью, мужчиной лет тридцати или немного больше, одетым в явно домотканую прелую рубаху, такие же штаны и короткие стоптанные сапоги. Вместо шляпы он обвязал голову зеленой тряпкой. Из-под нее свисали длинные, очень черные прямые волосы. Лицо – тоже узкое, коричневое от загара. Заметив чужаков, он не остановился и лишь взялся за ремень своей двустволки, однако с плеча ее не снял.
А пес был ублюдком с признаками сеттера, овчарки и еще, наверное, доброй дюжины собачьих пород.
Не дойдя шагов двадцати, охотник приветственно поднял руку:
– Мир вам! Сидеть, Лакки! – и Макс с удивлением осознал, что понимает сказанное. Не мгновенно, как бывает, когда слышишь речь на родном языке, но все-таки быстро.
– Мир тебе, – ответил Патрик.
Пес сдержанно гавкнул.
– Молчать, Лакки!
Макса позабавила кличка пса. Это слово содержалось в рукописном словаре и имело значение «шапка». Если в этом мире единственной и окончательной смерти действительно не бывает возрождений из мертвых, то от пса не скрывали, на что он сгодится после кончины. Но псу было наплевать.
– Вы пограничники? – спросил, приблизившись, черноволосый.
– Нет, мы не пограничники, – степенно ответил Патрик. – Мы честные торговцы. Мине иссо рехе куппасими.
Он произносил слова нарочито медленно, врастяжку, да и черноволосый отнюдь не тараторил. По-видимому, сыпать слова горохом здесь было не принято. А может быть, местные жители отличались некоторой заторможенностью восприятия.
Черноволосый кивнул. Тощие рюкзаки встречной парочки, плохо вяжущиеся с образом торговцев, не заставили его выказать удивление. Наверное, на своем веку он повидал всяких торговцев.
