Еще один выстрел, очередь из автомата, явно не нашего — и еще выстрелы. У второго вертолета — взорвалась дымовая граната и началась перестрелка, в несколько автоматов разом.
Один из немцев — показался у люка, все явно пошло наперекосяк, потому что двигался он медленно и явно бестолково. Я выстрелил в него дважды, он упал. Больше — никого не было, но снова дважды, раз за разом выстрелил снайпер и от позиций немцев — длинной очередью застрочил пулемет...
— Вставай! — я пихнул Ирлмайера — вставай, командуй не стрелять. Знаешь, какая бойня сейчас начнется! Давай!
— Нихт шиссен! — прокричал Ирлмайер — нихт шиссен! Ихь бин Ирлмайер! Нихт шиссен!
Я тоже встал — хотя мог словить пулю в любой момент, от кого угодно. Показал жестом — скрещенные руки — и тоже закричал — не стрелять...
Второго немца, того, в которого я стрелял — я увидел первым. Он лежал совсем рядом, с разбитой пулей головой — так близко, что я чувствовал запах крови и смерти...
Чуть дальше — лежал фон Секеш, несостоявшийся дворянин. В него попали из чего-то, что едва не разорвало его пополам, часть бронежилета сорвало от удара пули. Тоже мертв — после такого не выживают...
Первая кровь. Не убереглись.
Мы стояли у аппарели вместе с Ирлмайером, я уже не держал его, и он был свободен — разве что, в отличие от меня у него не было оружия. Два полководца бесславного сражения — бесславного с самого начала.
— Что дальше? — спросил я Ирлмайера.
Не отвечая — с искаженным от гнева лицом, Ирлмайер шагнул в сторону, посмотрел в сторону позиций немцев, что-то показал — наверное — не стрелять. А хотя — черт знает.
— Продолжаем?
— Будьте вы прокляты... — сказал Ирлмайер с нешуточной ненавистью — будьте вы все прокляты...
Ублюдок...
— Можете собой гордиться — сказал я — грязное белье надежно заброшено под кровать. Только знаете, что. Смотрите, не задохнитесь, когда оно начнет гнить.
Ирлмайер повелительно махнул рукой — то, что он был под прицелом пистолета, его нисколько не волновало. Двое десантников осторожно приблизились к трупу Секеша, разменявшего свою жизнь на свободу Ирлмайера. Подхватили его — и потащили на свои позиции.
— Попробуете только появиться на землях Рейха — пойдете под суд.
— За что? — спокойно спросил я
Ирлмайер хотел что-то сказать — но ничего не ответил. Просто пошел в сторону позиций, которые занимали немцы. За ним никто не шел — но отслеживали его движение несколькими стволами.
Только когда мой пистолет стал бесполезен — я спрятал его. Подошел, посмотрел на хорвата. Пуля в голову... наповал. Головы почти не осталось. В чем-то его поступок заслуживает уважения. Даже если он был последним подонком, и правда виновным в том, в чем его обвинил Ирлмайер — он все равно, не сдался, не отступил, боролся до последнего. Любое государство — пока в нем есть такие люди — непобедимо.
Так получилось, что мы отступили к своему вертолету — единственному. Немцы — сконцентрировались у своих, которые мы освободили. Кровь была пролита и за кровью должна была последовать месть. Не знаю, какая — но она точно будет.
Черт возьми, почему мы делаем все, чтобы жить лучше и лучше — а живем все хуже и хуже? Куда мы, в конце концов, катимся?
— Что будем делать, господин адмирал?
— Уходим отсюда. Вызываем подмогу, надо убираться отсюда, пока сюда не нагрянули хорваты или еще кто.
— Есть.
Канал из Африки был оборван навсегда. И правда — наружу уже никогда не всплывет. Хотя кому она нужна сейчас, правда...
Недалекое прошлое.
11 января 2015 года.
Танжер, Испанское Марокко.
Бульвар Пастера
Танжер...
Январский Танжер...
Прохладный ветер, прорывающийся с Атлантики и разбавляющий душноватую средиземноморскую атмосферу. Запах крепкого табака, травки, греческой анисовки — почему-то эта водка здесь особенно в чести. Грязная гавань порта — и зловещий район Касба, мусульманский район где человек может пропасть в считанные несколько минут и где на въезде — стоят посты угрюмых испанских легионеров.
Капитан второго ранга Флота Его Императорского Величества Николая Виктор Павлович Бородин, переодевшись в гражданское, легким шагом сбежал по сходням, перекинутым на берег со станционера[26] Паллада, стоящего в порту Танжера в военной гавани. Мельком огляделся... слежки заметно не было, но это не значило, что ее не было вообще — Касба мрачным утесом возвышалась над городом, за военными кораблями постоянно следили с биноклями и подзорными трубами. Поделать с этим было ничего нельзя — и потому капитан небрежным шагом направился к импровизированной стоянке. Стационерская служба требовала специфического подхода к ее организации — поэтому, у команды крейсера были несколько авто, арендованных на длительный срок и даже два купленных. Капитан выбрал одно из них — утюгообразный, словно вырубленный из цельного куска мрамора черный Рено. Машина считалась здесь престижной — и она как нельзя лучше подходила для той цели, для которой она была предназначена.
Старый и опытный оперативник, капитан ехал на встречу с подавшим сигнал о необходимости срочной встречи агентом.
Капитан Бородин учился в Севастопольском нахимовском училище, он не был изначально специалистом по разведке, его специальностью было штурманское дело. Уже помощник флаг-штурмана эскадры, он был признан ограниченно годным для службы — после того, как их эскадра почти что попала под ядерный удар в районе Бендер-Аббаса. Лучевая не началась — но и до сих пор время от времени врач прописывал ему йодсодержащие таблетки. То, что он увидел в Бендер-Аббасе, изменило его судьбу — он поклялся, что никогда не допустит повторения этого. То, что он увидел в Тегеране, после его взятия русскими войсками — лишь укрепило его в этом мнении. Тогда — он вступил на темную и страшную дорогу Глобальной войны с террором — так некоторые североамериканские аналитики называли то, что происходило в последнее время.
Мир менялся. Распространение Интернета, этой то ли панацеи, то ли проклятья двадцать первого века — буквально взорвало его. Если раньше все упражнялись в эпистолярном жанре[27] и ждали ответа (порой с замиранием сердца) — то теперь электронное письмо приходило через несколько секунд после того, как его отправили с другого конца света. Если раньше кадры подрывов и терактов, весь этот неприглядный кошмар видели только посвященные — на кадрах оперативной съемки, то теперь в число террористов обязательно входил хроникер, который снимал происходящее на видеокамеру, чтобы выбросить потом в сеть. Диски с записями террористических актов — стали опасно популярными, и никакими порками тут дело было не решить.
