— Даааа.
Мужчины призадумались.
Иван думал о том, что ему делать с Наденькой, а Олег — о том, как на десятиметровую лодку посадить всех СВОИХ. Двадцать два человека.
'Бля!'
'Бля!'
— Значит я занимаюсь учёным и готовлю лодку. — Шабельский сразу начал думать в конструктивном ключе, — ага. Угу. Надо записаться на курсы яхтсменов, какие-нибудь. А пацанов всех загнать учиться руками работать… ага, угу, например…
Олег бубнил себе под нос и строчил, строчил в своём блокнотике.
— Ну а я тут… — Маляренко хлопнул друга по плечу, — закладку заканчиваю, рабочих обратно в Узбекистан вывожу и оборону от местных держу. Всё, Олежка, работаем. Года три у нас в запасе есть точно.
Глава 19
В которой дело Ивана живёт в веках!
Дом на берегу моря показался на восьмой день пути. Стоял он нынче посреди голой степи, в которой не осталось и следа от большого автобуса и лагеря школьников. Весь металл и каждую мало-мальски полезную вещь за эти годы успели отсюда вывезти. Только на отшибе, в трёхстах метрах от берега, о попавших сюда людях напоминало кладбище. Охотники за металлами, посылаемые сюда дядей Герой, считали своим долгом поправлять и ухаживать за детскими могилками, так что сейчас экспедицию, которую возглавлял Станислав Лужин, встречало опрятное и чистое кладбище, где пластиковые таблички, привязанные проволокой к корявым палкам, были давно заменены на капитальные деревянные кресты.
— Ты, ты и ты, — Бахчисарайский Голова раздавал приказы привычно — громко и уверенно. Так, как это и полагается второму лицу в государственной иерархии, который привык повелевать и привык, что его приказы выполняются беспрекословно. Первым лицом, в отсутствии Хозяина, сейчас была САМА, — … и ты. Займитесь швартовкой и выгрузкой припасов и инструментов. Ты ступай на кладбище, посмотри там что к чему. Если надо — приведи в порядок.
Разогнав всю свою бывшую дружину заниматься делами, Лужин мягко перемахнул через борт, по грудь погрузившись в тёплую воду. Для начала мая море было очень тёплым. Следом за ним через борт, грузно плюхнувшись в море, последовало 'око государево' — посланный вместе с Бахчисарайским отрядом личный телохранитель Марии Сергеевны, Андрей. Номинально кемеровчанин тоже считался Бахчисарайским жителем, но почти всё время проводил в Севастополе, прочно заняв своё место за правым плечом Хозяйки. Пока не было Хозяина, он слушался только её.
— Андрюх, как думаешь, где копать?
Здоровяк обозревал внутреннее пространство, чесал репу и с самым тупым видом пожимал плечами.
— Везде.
— Мда.
Стас тоже почесал в затылке. Общая площадь земляного пола, заключённого в кирпичном прямоугольнике, приближалась к тысяче квадратных метров.
— Многовато будет.
— Мда. Многовато.
Тяжелоатлет отбросил привычную маску простофили и хмуро посмотрел на командира.
— Пока не найдём — отсюда не уйдём.
Станислав Лужин понял, что с ним сейчас, голосом Андрея говорит сама Мария Маляренко.
— Не уйдём. — Бывший ОМОНовец осмотрелся. — Вот от этой стены копать и начнём.
Тяжёлые киркомотыги размеренно поднимались и опускались, вгрызаясь в затвердевшую до каменного состояния землю. Землекопы работали в две смены, меняясь каждый час. Здорово выручало то, что работать приходилось внутри стен здания, в тени. Правда пыль при раскопках стояла чудовищная, но всё равно — это было лучше, чем испепеляющая жара и обжигающие лучи солнца. Выкопав яму глубиной в один метр, мужчины наткнулись на идеально подогнанные друг к другу каменные блоки, размером с большой кирпич. Андрей и Стас, когда то давно уже принимавшие участие в раскопках 'Беды', дружно переглянулись, поплевали на ладони и сами полезли копать. Всё было прозрачно и понятно — Хозяин не стал выдумывать ничего нового и заложил закладку по точно такой же схеме, как и предыдущая.
— Поднажмём, мужики.
Лужин хрипел, тяжело дышал, но махал лопатой с усердием экскаватора. Под вывороченным верхним слоем гранитных блоков нашёлся ещё один — точно такой же. Под ним — ещё. И ещё. И ещё. Подняв из ямы последний блок из пятого уровня, землекопы обнаружили… грунт. Обычную серую землю, вдоволь сдобренную булыжниками. Даже самому тупому человеку было ясно — всё. Дальше нет ничего.
Вынырнув из окопчика глубиной в два метра и диаметров метров в пять, Станислав Лужин огляделся, выматерился и велел сменщикам больше в глубину не лезть, а вскрывать грунт над верхним слоем камней по всему участку. Работы тут было, минимум, на неделю.
— Эти кирпичи, — Лужин помахал тяжеленным, идеально прямоугольным гранитным блоком со следами алмазной пилы, — тоже посылка. Я не верю, что Иван не подумал о том, как нам сообщить ГДЕ именно нам искать. В общем, так, парни. Вскрывайте весь верхний слой камней, авось что-нибудь да найдём.
На четвёртые сутки адского труда Станислав Лужин лично нашёл большую каменную плиту с высеченным на ней крестом.
В тронном зале хозяйского дома стояла звенящая тишина. После шума, гама и ругани она просто оглушала. Хозяйка сидела в своём кресле, на подлокотнике которого непринуждённо устроилась Таня, и читала ПИСЬМО.
Лицо Марии Сергеевны было непроницаемым.
— Пошли все вон. Вон отсюда!
Кемеровчанин, державший перед Машей тяжеленную каменную пластину, аккуратно поставил письмо на пол и взревел.
— ВОН!!!
Связываться с этим бугаём никто не захотел и все присутствующие дружно ломанулись на выход. В дверях произошла давка, но кемеровчанин лёгким движением ноги вынес замешкавшихся вон из комнаты.
— Андрюша. — Хозяйка была готова расплакаться. — Скажи им чтобы не расходились, а потом подержи письмо, ладно?
Если бы Андрей мог заткнуть свои уши без рук он бы так и сделал. Слышать, как рыдает САМА и её ВТОРАЯ было выше его сил. Кемеровчанин итак закрыл глаза, чтобы не видеть, как плачут женщины.
Их муж. Его Хозяин.
ОН СМОГ.
Он прислал ИМ весточку через тысячу лет.
Андрюху пробил озноб. Это было страшно. И… восхитительно. Уважение, преклонение перед этим человеком выросло в нём разом тысячекратно.
'Я не слышу, я не слышу, я не слышу…'
— Таняааа…
— Машааа…
Обе женщины, обнявшись, рыдали в объятьях друг друга. Говорить они уже не могли.
'Я не слышу, я не слышу…'
'… вряд ли у меня получится вернуться. Шансов нет. Мне безумно жаль, что всё так произошло. Только сейчас, оказавшись здесь, я понял, насколько вы мне дороги…'
