– Я вот что думаю. Если второй чародей в момент, когда накладывалось проклятие, был очень близко, то его могло не задеть: посмертные проклятия всегда оставляют небольшую безопасную зону в самом центре. И этот человек мог разорвать канал, питающий проклятие.
– Интересно! Очень интересно! – пробормотал Имаген. – Получается, все равно один чародей должен погибнуть, а второй не может бесконечно долго неподвижно стоять рядом, иначе он пересечет невидимую границу и тоже умрет. Если это правда, то все не так страшно, как живописал Херц. Это не абсолютное оружие в руках оробосцев, а всего лишь небольшая по размерам и продолжительности пугалка для обывателей. Причем весьма затратная с учетом того, что один из чародеев умирает. Такой вариант нравится мне гораздо больше! – Сыщик слабо улыбнулся. – Интересно только, произошедшее здесь – случайность или же нет? По своей ли воле умерший поставил проклятие или второй как-то его заставил?
Профессор пожал плечами, убирая жезл в сумку на поясе:
– Думаю, все же случайность. Подобную технику, если это действительно техника, есть смысл применять против очень важных персон, к которым можно подобраться достаточно близко, но которые очень хорошо защищены, чтобы пытаться устранить их привычными средствами. Вряд ли здесь мог оказаться такой человек.
– Не исключено, что один важный человек здесь как раз был. Однако я, пожалуй, поддержу твою точку зрения: если все было запланировано заранее, второй чародей, чтобы прервать канал, убил бы первого более простым и бескровным способом, а не размазывал тонким слоем по стенке.
Искусник кивнул:
– Арфийцы либо абсолютно не компетентны и попросту не учли всех деталей, либо намеренно накормили нас баснями. Первое – вряд ли…
– Все врут, никому нельзя верить на слово, – с горечью в голосе отозвался Тристис. – Уж кто-кто, а я-то знаю…
Оказавшись на улице, сыщик с удивлением понял, что уже вечер. Оказывается, внутри они провели несколько часов. Во рту пересохло, бочки с пивом и вином были совсем рядом, но как-то не тянуло пить из них. Тристис похлопал себя по груди и выудил заветную фляжку, которую всегда носил с собой. Отхлебнув, он довольно крякнул и протянул ее Сандалосу. Тот с видимым удовольствием сделал то же самое. Охранники, понятное дело, обошлись.
– Странно, проклятия давно нет, а жителей не видать.
– Может, поумирали. А тем, кто выжил, откуда знать, что здесь теперь безопасно? Слухи-то ходят…
– Я бы все-таки проверил окрестные дома на предмет свидетелей.
– Обыватели без истинного зрения, – презрительно отмахнулся искусник. – Их поставь в самый центр и вели смотреть во все глаза – и то ничего не заметят. Предлагаю вернуться в гостиницу и поужинать. А завтра, если хочешь, можно отправить ребят, – кивок в сторону охранников, – послушать сплетни. Тех, кто видел, искать бесполезно. Теперь полгорода скажет, что были в этой таверне аккурат в тот момент, когда начались чудеса. И каждый будет уверять, что все видел собственными глазами, причем поведает что-то свое, на версии других совершенно не похожее.
Процессия тронулась в обратный путь. Неожиданно Тристис остановился и втянул носом воздух.
– Чувствуете? – спросил он. – Едой пахнет.
– Скорее помоями, – возразил искусник. – Нам поужинать суждено нескоро. Чем быстрее пойдем, тем раньше будем на месте. В путь!
– Да нет же, я про другое: тут все-таки есть кто-то живой! – Сыщик обвел широким взмахом близлежащие дома.
– Что с того? Пойдем искать карету!
– Задержимся. Нам в отчете нужен опрос свидетелей, и это, – снова взмах руки в сторону домов, – хорошая кандидатура.
Профессор поджал губы, но подчинился. Ему даже не потребовалось разбрасывать сигнальную сеть, чтобы определить, где люди: глазастые стражники уже заметили в одном из окошек отблеск свечи.
Домишко был старый и обшарпанный, крыльцо подгнило, а крыша обильно поросла мхом. Тристис постучал, но ответа не последовало. Он повторил с тем же результатом. Пожав плечами, сыщик посторонился, кивнув стражникам. Двое сейчас же дружно ударили плечом, снеся хлипкую дверь. Это, конечно, противозаконно, но Имаген не беспокоился на этот счет. Это не проблема.
Хозяин нашелся быстро: дряхлый старик с жиденькой бородкой и лысым черепом ютился на кухне, ошалело глядя на вошедших.
– Извините, что врываемся вот так, без приглашения, – дружелюбно улыбнулся сыщик. – Но вы не отвечали, и нам показалось, что вам требуется наша помощь!
Старик молча сжался на лавке.
– Не волнуйся, мы не грабители. И даже компенсируем тебе нанесенный ущерб. – Тристис положил на стол серебряную монетку. – Ответь на несколько вопросов, и мы уйдем. – Дождавшись кивка хозяина, слегка успокоенного вежливым тоном, сыщик продолжил: – Ты знаешь, что случилось в таверне рядом с твоим домом несколько дней назад?
– Нет, господин, – ужасно скрипучим голосом ответил старик.
– Но ты знаешь, что многие умерли там?
Кивок.
– И не побоялся возвращаться домой? Почему?
– Все – да, боятся. Разбежались и живут у родни аль знакомых. Хозяйство бросили. Боится ли Шент? Боялся, да. Сначала. Зря боялся. Смерть осталась в таверне, не дошла сюда.
– Откуда знаешь?
– Эх, благородный господин… Шент слишком стар, чтобы бегать, когда все побежали. Шент никуда не уходил.
– То есть ты видел все собственными глазами?
– Глазами – да. Ноги отнимаются, спина совсем-совсем не гнется, подлюка. Вот ляжешь, а сесть сил совсем нема. Только глаза да уши утешают старика, не подводят. Цельный день у окошка сижу, все смотрю, кто куда пошел, да слушаю, кто чего сказал. Вот послушаю – и будто сам живу, да…
– Рассказывай, что ты видел, старик!
– Шент расскажет. Шент все-все расскажет. Но не мог бы благородный господин подать старому Шенту еще одну монетку? Не за рассказ, совсем нет. Просто из жалости к старому больному человеку. Сын-то боится, продукты больше не приносит. Запас кончается, да…
Тристис слегка улыбнулся такому вежливому вымогательству. Старик-то оказался хитрец! Сообразил, что требовать деньги себе дороже, – дюжие молодцы выбьют всю информацию. Но выкрутился – ишь как ловко намекнул, что хорошо бы заплатить, иначе «все-все» на деле может оказаться совсем даже не «всем». Еще одна монетка закружилась в танце по столу.
– Надеюсь, история твоя интересная, старик, и стоит того, – добродушно сообщил Имаген.
– Откель мне судить? – развел тощими руками хозяин.
– Ладно, – отмахнулся сыщик. – Начинай уже!
Всю обратную дорогу Тристис ехал молча, обдумывая слова свидетеля. Возможно, единственного свидетеля, который существовал в природе и которого так к месту подкинула ему судьба. Старик просидел на своем наблюдательном посту у окошка целый день и видел все от начала до конца. Его сведения стоили гораздо больше двух серебряных монет и пропущенного ужина. Самое удачное – он опознал Никоса по портрету, который Тристис по какому-то наитию показал, когда история дошла до «токмо один молодчик не побежал, когда все побежали, а пошел в таверну».
