- Свет, - громко произнес примарх вслух. Голос породил театральное эхо, однако отклика не последовало.
- Здешняя акустика всегда была чудесна, - сказал Фулгрим, и его брат услышал за этими словами ухмылку.
Несущий Слово поднял кулак. От секундного усилия мысли тот окутался лишенным тепла безвредным психическим пламенем, но это было паразитическое свечение, которое, казалось, пожирало тьму, а не прогоняло ее. Впрочем, этого было достаточно.
Лоргар оглядел опустошенный театр. Какое бы представление ни произошло здесь последним, оно было в высшей степени декадентским. На креслах и в проходах между ними со свойственной мертвецам непринужденностью покоились тела, от которых уже остались только кости и лохмотья. По сцене были раскидано брошенное оружие и сломанная мебель. На всем остались черные пятна застарелой крови.
- Как я погляжу, погоня твоего Легиона за совершенством не распространяется на чистоту, - мягко заметил Лоргар.
Фулгрим снова ухмыльнулся. Теперь это было видно, в свете янтарного колдовского огня зубы брата казались оранжевыми.
- Это освященная земля, Лоргар. Уж тебе-то следует уважать подобное.
Лоргар отвернулся и, переступая через тела, двинулся к сцене.
- Ты раб-марионетка одного из богов. Я же — первосвященник их всех. Не указывай мне, что уважать.
Сцена была расколота ударами и потемнела от пролитой крови. Оба примарха поднялись по ступенькам на саму платформу, усиленные деревянные панели скрипели и визжали под керамитовыми сапогами.
- Вот он, - Фулгрим указал за тонкий шелковый занавес. Лоргар уже увидел его. Он отвел просвечивающий покров в сторону мягким нажимом человека, перемещающего нетронутую паутину.
Фениксоподобный. От картины у него надолго перехватило дыхание, он покорился собственному благоговению и радовался ему. Мало какие произведения искусства трогали его так же, как это.
Фулгрим, столь блистательный на этом изображении, был облачен в свой самый вычурный комплект доспехов, в котором было так же много имперского золота, как и багрянца Детей Императора. Он стоял перед громадными Вратами Феникса, которые вели в зал Гелиополис на борту его флагмана — золотой образ на фоне еще более насыщенного золота. Раскинувшиеся в ангельской симметрии над его плечами огромные огненные крылья феникса отбрасывали на броню пылающее сияние, которое превращало золото в горящую платину, а фиолетовый цвет — в насыщенный пурпур.
И все это, от западающего в память выражения непорочности в глазах до последней и самой малой пряди белоснежных волос, было создано мастерством смертного. Глаза примарха, пусть и со столь почтительного расстояния, видели незаметную топографию мазков кисти по холсту. Лишь божественнейшая из муз могла вдохновить человеческие руки на создание такого шедевра.
- Брат мой, - прошептал Лоргар. - Каким же ты был. Бриллиант среди волков и расточителей.
- Он всегда получал удовольствие от лести, - улыбнулся Фулгрим. - Неужто ты так быстро успел забыть, как он насмехался над тобой, Лоргар? Его пренебрежение уже исчезло из твоей памяти?
- Нет, - Несущий Слово покачал головой, словно усиливая отрицание. - Но у него было полное право считать меня ниже себя, поскольку я никогда не был завершенным. До настоящего момента.
Носящее кожу Фулгрима существо растянуло губы в улыбке, которую никогда бы не изобразил настоящий примарх.
- Ты хотел увидеть брата, избранный. Вот он.
- Это картина. Не смейся надо мной, демон. Не сейчас, когда мы, наконец, пришли к согласию.
- Ты желал взглянуть на утраченного тобой брата, - с лица Фулгрима не сходила улыбка. - Я выполнил свою часть нашего соглашения.
Лоргар уже тянулся к висевшему за спиной крозиусу.
- Успокойся, избранный, - Фулгрим поднял руки. - Картина. Посмотри дольше и глубже. Скажи, что ты видишь.
Лоргар вновь повернулся и уставился на изысканный шедевр. На этот раз он позволил глазам скользить по изображению, не выискивая деталей и просто блуждая, пока они не остановились там, где им было угодно.
Он встретился взглядом с проникновенными глазами портрета, и, в конце концов, Лоргар вздохнул с едва заметной улыбкой.
- Здравствуй, брат, - произнес он, наконец.
- Теперь ты видишь? - спросил стоявший рядом с ним демон. Какое-то мгновение, всего на три этих слова, это был совершенно не голос Фулгрима.
- Я вижу больше, чем ты понимаешь, - Несущий Слово развернулся к поработителю своего брата. - Если ты думаешь с удовольствием провести вечность в роли кукловода при теле моего брата, то однажды ночью тебя ждет смертельное разочарование.
- Это ложь отчаявшейся и глупой души.
Лоргар рассмеялся с редкой и искренней ухмылкой. Возможно, это было единственное выражение лица, нарушавшее его сходство с отцом.
- Я сохраню твою тайну, демон. Наслаждайся контролем, пока он у тебя есть.
Он дружески хлопнул Фулгрима по плечу, и, посмеиваясь, двинулся по украшенному трупами проходу к выходу из театра.
Закрыв дверь, он забрал с собой колдовской свет, оставив Фулгрима и картину во мраке.
За дверью в сопровождении почетного караула ожидал Аргел Тал. Большая часть Легиона перекрасила доспехи в такой же алый цвет, как у Гал Ворбак — очередной символ эпохи перемен. Все эти воины были облачены в красную броню предателей.
- Сир, - поприветствовал его Аргел Тал. Легионер склонил голову, и рога на шлеме опустились. Лоргар чувствовал осязаемый жар двух душ человека — одна из них была живой, другая же, словно паразит, присосалась к первой, имитируя жизнь и возмещая украденное симбиотическим потоком силы.
Гармоничный. Чистый. Божественный. Это было единство Хаоса, встреча плоти и духа.
- Сын мой, сегодня мы созываем Совет Святости, и я снова буду говорить о Калте. Затем, в последующие часы, я призову тебя и наиболее доверенных из твоих младших командиров. После того, как Совет Святости разойдется, я буду беседовать с вами не только о Калте, но и о том, что последует за ним.
Прежде, чем заговорить, воин задумался.
- Я не понимаю, повелитель.
- Знаю. Но поймешь. Аргел Тал, между славой и жертвой существует огромная разница. Иногда судьба сама заботится о себе. Тогда можно следовать зову сердца и делать то, что хочешь. Стремиться к славе, которой ищешь. А временами судьба нуждается в отваге и крови человечества, которое протолкнет ее к лучшему будущему. Пусть даже ценой страсти и мести. Даже ценой в наивысшей степени заслуженной славы. Все мы приносим жертвы, сын мой.
Аргел Тал ощетинился, хотя и попытался скрыть обиду от глаз примарха.
