Ворчание Малика Игнатенко предпочел пропустить мимо ушей. Тем не менее, садиться в «стакан», коим именовалось маленькое тёмное помещение, в котором нельзя было ни лечь, ни встать, ему точно не хотелось. Самое главное сейчас — не болтать лишнего!
В дверном проеме позади него показался один из силахдаров:
— Три, ноль, два... мой господин!
— Отведи его наверх! Готовьтесь! — пробурчал Добрый. — И завтра чтобы эти ролики... мне показал!!!
— Повинуюсь! — ответил тот, положил свою ручищу на плечо Ареста и сдавил его.
От сильной боли Арест вскрикнул:
— Ай! Отстань, гидота! — он встряхнул плечами, пытаясь ослабить хватку, но бесполезно — длинные ногти ансара ещё глубже впились в его плечо, казалось, проникая даже через одежду. Малик, тем временем, склонился над кроликом и что-то бубнил себе под нос.
Послышался звук открывающегося гермозатвора. Телохранитель наконец отпустил плечо Ареста. Он сразу сделал широкий шаг вперед и тотчас погрузился по пояс в прохладную жидкость с характерным сладковатым запахом «масла». Температура была градусов шестнадцать. С одной стороны, не очень холодно, с другой, долго всё равно не просидишь. Он зачерпнул рукой жидкость и умыл лицо: «Раствор антисептический, бактерицидный», — с точностью определил Игнатенко.
— Двигай давай! — силахадр толкнул Ареста, и тот плюхнулся в жидкость. — Подъем! Осторожно!
Игнатенко поднялся и пошел дальше. В этих помещениях было так же темно, как и везде: у ансаров было великолепное ночное зрение, поэтому в искусственном освещении не было смысла, а имплантированная подсветка была никудышной. Арест с детства не любил имплантанты, но Малик заставил его установить стандартный набор устройств. После мучительного выбора он остановился на продукции европейской компании «Гамма».
Были, конечно, и другие интересные модели, например, от «Ребуса» — одного из крупнейших поставщиков имплантируемой техники органам управления и публичным учреждениям МОИС. Девиз компании: «Надежность, испытанная годами,» острословы перефразировали таким образом: «Надежность, испытанная гАдами. Там был меньше набор функций и много ограничений в стандартной прошивке — для надежности. Так как эти дешевые устройства штамповались партиями в сотни миллионов штук, ни о какой индвидуализации не могло идти и речи. Да и сервисная поддержка в ЕАС у «Ребуса», откровенного говоря, была слабовата. Кроме того, эти устройства были заточены под персонал ОКК и использовали специфические форматы файлов и методы шифрования, которые не поддерживались на территории Союза.
Имплантируемый комплекс Ван Рейн «Метеор» тоже выглядел весьма привлекательным. К сожалению, контора некогда всемогущего Умара ван Рейна переживала сейчас не самые лучшие времена, отсюда проблемы с контролем качества и обслуживанием, хотя, признаться, голландец никогда не был силен в сфере нейроэлектроники. Оставалось надеяться, что нынешний директор «Ван Рейн электроника» Харгобинд Абьянкар сможет удержать компанию на плаву.
При первоначальной активации ИЭВМ, по законодательству ЕАС, его идентификационный номер и персональные данные владельца должны были быть зарегистрированы в Едином удостоверяющем центре — ЕУЦе. Арест регистрировался под вымышленным именем Станислава Волкова. Что интересно, ЕУЦ всё «схавал».
Задумавшись, он чуть не столкнулся с пробегавшими мимо него рабочими. Через открытый люк падал яркий свет. Игнатенко вспомнил, что уже как два года не выходил из подземного города Малика.
— Да будет свет! — с искренней радостью произнёс Арест и развел руки в стороны, будто готовясь обнять первого встречного. Им оказался один из телохранителей «Шефа», облаченный в боевой экзокостюм.
302-й взял Ареста за плечо и подвел к аэромобилю Аэростар «Делюкс» с изменяющейся многоцветной окраской.
— У вас неплохой вкус! — отметил Игнатенко.
— Я металл не ем! — ответил 302-й.
— Это была шутка? — улыбнулся Арест и тотчас получил затрещину. — Мы поедем, можно сесть в салон?
— В салон нельзя! В багажник!
— Ну, ладно, — смирился Арест,— а куда хоть летим?
— Не твое дело! А ну залез! — силахдар открыл багажное отделение Аэростара. Оно было очень просторным. Тут можно было чуть ли не стоять во весь рост.— Вон сундук... видишь! Погоди! Подожди! — 302-й отошел от Игнатенко и подошел к телохранителям. — Ааа! Что? Понял!
Арест огляделся. Вокруг лес. Тепло. Поют птицы. После двух лет затворничества это кажется раем, чем-то совершенно недоступным, странным...
— Эй, ты, «Дохлый»! Планы поменялись! Поедем в другое место! Садись туда! — 302-й указал на аэромобиль Ван Рейн «Троу». Полимерное покрытие кузова этой машины также позволяло изменять цвета и узор на различных деталях корпуса, но возможности для индивидуализации и качество «картинки» были несравненно ниже, чем у Аэростара.
302-й уселся в кресло пилота и стал проверять машину перед взлетом. Видимо, старый вояка не слишком полагался на автоматику. Он долго ковырялся в меню управления электросистемами аэромобиля, затем разложил штурвал, выглядевший достаточно замысловато. Различные его части наклонялись и поворачивались в разные стороны. Управлять всем этим скоординировано, как показалось Аресту, было весьма непросто. Тем не менее, телохранители Малика, практически не пользовались автопилотом.
Противоперегрузочные зажимы кресла автоматически зафиксировались в нужном положении. Старт был резким. Оторвавшись от земли при помощи однократного импульса маневровых двигателей метров на двадцать, он немного «выпустил» крылья аэромобиля и совершил энергичный боевой разворот, а затем включил маршевые двигатели. Из-за сильной перегрузки поле зрения Игнатенко сузилось до малюсенькой точки. Когда он пришел в себя, аэромобиль уже приземлился.
— Долго летели? — спросил Арест.
— Минуты полторы! Особо не гнал!
— Мы где?
— А тебе какая... разница?— силахдар зевнул, широко разинув рот.
— А можно хотя бы убрать тонировку?
— Почему нет...
Игнатенко осмотрелся. Аэромобиль приземлился на окраине Бежецка. Этот маленький городок, который должен был опустеть к началу 22-го века, пережил свой новый расцвет после ядерного конфликта между США и КНР, произошедшего в конце 2110 года. Беженцы из пораженных радиацией районов Дальнего Востока и Сибири размещались тут, и российское правительство в те времена построило для них многочисленные кварталы типовых высотных жилых домов.
За прошедшие две сотни лет этот город так и не стал полноценной частью новой Москвы по причине морально устаревшей инфраструктуры, неблагоприятной криминогенной обстановки. Территорию между Рамешками, Максатихой и Бежецком москвичи стали называть не иначе как «Бермудским треугольником», а в середине 23-го века Московская муниципальная администрация приступила к расселению этого неблагополучного района.
