— Почему вы его так зовете — «put up»? — полюбопытствовал Мюррей.
— Нормальное московитское имя… — пожала плечами Ласка.
— Забавно. Собственно, относительно пресловутого приказа я уже выяснил, — самодовольно заявил Джек. — Не могу сказать, что я на вашей стороне. Командир обязан защищать своих подчиненных всеми доступными методами. А война — штука жестокая.
— Московиты, насколько я знаю, не расстреливали пленных солдат Империи в отместку! — пошла в наступление Ласка.
Мюррей нетерпеливо махнул рукой:
— Не будем обсуждать политику… Знаете, у нас есть пословица: это моя страна, права она или нет.
— Тогда вы должны признать, что и другие могут считать себя… правыми!
— Итак, ваш лакей… бывший солдат, конечно… решил поквитаться с полковником, а вы его остановили… — Джек улыбнулся. — Версия неплохая, но… Видите ли, я знаю, что вы — не графиня Воронцова.
— По-вашему, я не могу проживать здесь инкогнито? Возможно, у меня есть на то причины. — Ласка вызывающе вздернула подбородок.
— Да, но… Настоящая графиня сейчас глотает валерьянку под присмотром лучших лондонских врачей: прошлой ночью на нее напали, похитили вещи и драгоценности. В числе прочего — приглашение на вечеринку полковника. Стало быть, вы причастны к этому?
— Вы так считаете?
— Графиня и ее спутник описывают похитителей как фелис премерзкой наружности. И грабители, проникшие на виллу, — опять-таки фелис. Те же самые, надо полагать? Вы с ними связаны?
Ласка молча пожала плечами: не отрицать же очевидное! А парень и впрямь не промах: столько всего разнюхать за какие-то полдня.
— Вижу, вы не хотите ничего рассказывать, — сокрушенно вздохнул Мюррей. — Поймите, леди: вас и вашего зверя уже сейчас разыскивает вся лондонская полиция! Не позднее вечера эта история появится в газетах, и кто-нибудь наверняка сообщит, где вы находитесь! У вас есть шанс рассказать правду, как вы ее видите! Клянусь, я ничего не добавлю от себя, «Курьер» опубликует все слово в слово.
— Нет. Не опубликует.
Джек и Ласка вздрогнули. На пороге комнаты стоял Озорник. Девушка мельком заметила, как изумленно округляются глаза журналиста: словно тот узрел в дверях не усталого, скромно одетого мужчину, а по меньшей мере жуткое чудище из тех, что обитают в непроходимых джунглях Нового Света.
— Не будет никакого интервью, — медленно, словно пьяный, проговорил Озорник. — Потому что и встречи нашей… не было. Никогда.
От Озорника, казалось, исходят некие флюиды. Находиться рядом с ним было все равно что стоять на берегу моря, беспомощно глядя на исполинскую волну, рожденную сдвигом геологических пластов. Озорник поднял руку к лицу, и за этот краткий миг сердце девушки судорожно сжалось, словно в ожидании чудовищной силы удара… Остальные тоже почувствовали это: шерсть на загривке медведя поднялась дыбом, а Джек Мюррей отпрянул, хватаясь за спинку стула, словно хотел защититься им.
Озорник снял повязку с поврежденного глаза. Вписанный в глазницу иероглиф вдруг запульсировал ослепительным зеленым огнем — и вышел наружу, пронзив стены и перекрытия, оттиснув в сером лондонском небе изумрудное факсимиле. Кажется, Ласка закричала — а может быть, ей это только показалось, ведь ни двинуться, ни даже сделать вдох у нее не было ни малейшей возможности. Зеленый огонь выжигал пространство, реальность плавилась, словно ледышка, брошенная в чрево костра — и текла… Обратно. Иероглиф неторопливо вращался — там, в небе, и здесь, в глазнице Озорника; но это там и здесь были одним и тем же! Позднее, пытаясь хоть как-то сформулировать для себя происходившее, девушка натыкалась на полную лингвистическую беспомощность: в языках Атаманства и Альбиона попросту не было слов, чтобы описать этот процесс. Остались лишь воспоминания о неторопливых метаморфозах знака — и ощущение ветра, ураганного, но в то же время неосязаемого, призрачного: он с равной легкостью пронзал воздух, стены домов, землю.
* * *
Распрощавшись с инспектором полиции, Джек Мюррей поспешил домой. Тайна, которой, пускай ненадолго, владел он один, растравляла журналистские инстинкты. Графиня, точнее лжеграфиня, была не кто иная, как мисс Вайзл, его соседка! Разумеется, там, в гостиной полковника, он не признал ее сразу — в кринолине, с шикарной прической. Интересно, а она? Вдруг она запомнила его еще с той самой первой встречи — и съехала с квартиры, оборвав единственную ниточку. Нет, нет, этого не может быть! Загадочная незнакомка, каким-то образом причастная к смерти полковника Фокса, просто не могла ускользнуть у него из-под носа; это было бы в высшей степени несправедливо! Мюррей вспомнил настоящую графиню Воронцову: жертвой похищения оказалась желчная старуха с землистым лицом и жутким ломаным бритиш, донельзя раздосадованная необходимостью давать показания в полицейском участке. Да уж, в исполнении юной авантюристки родовитая московитская аристократка выглядела куда более… интересной. «Уж не влюбился ли я? — весело подумал Джек. — Хм-м… Просто из головы нейдет. Этот тонкий стан, высокие скулы, шальные азиатские глаза. Кто же вы такая, мисс Проныра? Неужели — обыкновенная преступница? Или здесь скрыто что-то еще. А вдруг она — агент московитской разведки?! Бред, конечно, но все же. Нет, я определенно был прав, что ни словом не обмолвился полиции! Надо разобраться в этой истории самому».
Джек намеревался узнать номер квартиры мисс Вайзл у консьержа, он даже придумал подходящий предлог — заколка, якобы утерянная девушкой и найденная им на лестнице. Но последующие события спутали все его планы.
— Мистер Мюррей, сэр! Вам записка! — Консьерж приветственно помахал плотным конвертом. — Просили передать, как только я вас увижу, это срочно…
На сложенном вчетверо листе бумаги красовалась всего одна строчка: «У меня. Немедленно!» Подписи не было, но Джек и так знал, от кого пришло послание: из всех его знакомых готическими буквами писал только один человек…
— Скверные новости? — участливо осведомился консьерж при виде помрачневшего лица Мюррея.
— Н-нет… — в задумчивости протянул журналист. — Просто… А, неважно!
Послание было от Сильвио; но в таком тоне друг и наставник до сих пор к нему не обращался. Больше смахивает на приказ. Должно быть, случилось нечто экстраординарное.
Владелец сети книжных магазинов и по совместительству Мастер Центрально-Европейской масонской Ложи Сильвио Фальконе метался по своему кабинету, словно дикий зверь, посаженный в клетку.
— Господи, Джек, почему так долго?! — воскликнул он, стоило Мюррею переступить порог. — Я битый час вас жду!
— Гм… А что, собственно, случилось? — полюбопытствовал Джек.
— Мистер Инкогнито! — выпалил Сильвио и рухнул в кресло. — Он здесь, в Лондоне — и применяет свои… способности.
— И… где это произошло?
— Ориентировочно — в восточной части Гринвича…
У Мюррея отвисла челюсть:
— Не может быть!!! Это же… Я ведь там живу! И ничего похожего…
Наставник скрипнул зубами:
— Это означает только одно, Джек… Вы попали под его воздействие.
* * *
Тогда, три года назад, все началось внезапно. Сильвио Фальконе не желал медлить ни секунды, а Мюррей не собирался упускать заманчивые карьерные перспективы ради лишнего саквояжа с барахлом. Бумажник, тросточка да трехпенсовый, карманного формата бульварный роман — вот и все имущество, с которым молодой человек рискнул отправиться в путешествие. Едва завидев улыбку Фортуны, хватай свой шанс обеими руками — это правило он выучил твердо. Но не только честолюбие привело его в Центрально-Европейскую Ложу. В то время как большинство оксфордских однокашников Джека считало масонство не более чем клубом с забавными ритуалами и неплохими банкетами, Мюррей искренне восхищался миссией, добровольно возложенной на себя этими людьми. «Мы — строители, Джек. Но Храм, возводимый нами, создается не в честь дряхлых богов, а в честь человечества, в честь разума и науки. Масон — это не просто просветитель… Масон — это состояние духа; деятельное стремление к истине, постоянное самосовершенствование — и ясное понимание того, что совершенство недостижимо», — говорил Сильвио Фальконе, тогда всего лишь один из друзей семьи. И как только наставнику потребовалась помощь, он не раздумывал ни минуты — можно сказать, напросившись в спутники Сильвио. Вот тут-то Джек впервые почувствовал нешуточную мощь организации, членом которой уже некоторое время являлся. Паромы на континент были переполнены; но стоило появиться Фальконе — как его тут же проводили к начальнику порта.
— Ну вот, дело улажено! — спустя пять минут заявил наставник. — Для нас нашлись две каюты в классе «люкс».
— Ого! У вас хорошие связи, сэр! — уважительно заметил Мюррей.
