Кожа мелового цвета была безупречно гладкой, влажные карие глаза смотрели чуть печально, но выдавали энергичный и независимый характер. Хотя в зале стоял неприятный, по ощущению Ожье, холод, прогр носил лишь тонкие белые брюки и белую же рубашку, собранную на талии.
– Это Ниагара, – представила Скелсгард. – Как ты, наверное, догадалась, он гражданин Федерации Полисов.
– Я ничуть не оскорбляюсь, когда меня называют прогром, – сказал Ниагара. – Хотя вы, наверное, вкладываете в это слово негативный смысл.
– А разве не нужно? – удивилась Ожье.
– Только если хотите, чтобы оно прозвучало как оскорбление, – пояснил Ниагара и грациозно двинул рукой, словно изобразил знак веры.
Он провел кистью через грудь, затем стукнул в области сердца, будто поставил точку.
– Косая черта и точка, – сказал он. – Сомневаюсь, что вам это знакомо, но когда-то этот знак говорил о принадлежности к альянсу прогрессивно мыслящих людей, связанных вместе одной из первых компьютерных сетей. Федерация Полисов берет начало именно в этом хрупком союзе, существовавшем в первые десятилетия Века Забвения. Это не стигма, но символ общности.
– И вам дорога эта общность? – спросила Ожье.
– В широком смысле – да. Но я не прочь предать ее сиюминутные интересы, если полагаю, что в далекой перспективе принесу пользу. Насколько вы осведомлены о текущих конфликтах Полисов?
– Достаточно.
– Все же позвольте освежить вашу память. Сегодня в Полисах есть две основные противоборствующие партии: агрессоры и умеренные. Обе в широком смысле поддерживают идею восстановления Земли. Но резко отличаются в подходе к СШБВ. Умеренные хотели бы получить доступ к Земле путем торговли, выдачи лицензий на использование наших капельных двигателей, предоставления технологий универсального оздоровления и прочего в том же духе.
– На искушение Евы хватило одного яблока, – поморщилась Верити. – СШБВ еще помнят, что́ ваши великолепные наноавтоматы сделали с Землей.
– Тем не менее предложение пока в силе. Карты открыты. И как вы могли убедиться из общения с Кассандрой, умеренные вполне серьезно настроены на сотрудничество.
– А агрессоры?
– Они считают, что СШБВ никогда не подпишут соглашения с умеренными, потому что в СШБВ слишком много людей вроде вас. Так зачем же ждать несбыточного? Не проще ли забрать Землю силой?
– Они не посмеют!
– Посмеют и заберут. До сих пор их останавливали только сомнения. Они боялись, что ретры предпочтут уничтожить Землю, но не отдать ее програм. Тактика выжженной земли в самом буквальном смысле. Заросль – не просто орбитальное поселение. Там достаточно нацеленных мегатонн, чтобы превратить Землю в раскаленный уголь.
– Так что же изменилось?
– Все, – ответил Ниагара. – Теперь агрессивные считают, что смогут быстро захватить Заросль и не дадут большинству боеголовок уйти на цель. Но даже если это не получится, новая модель переделки Земли… позволяет исправить последствия массированной бомбардировки. Можно загнать радиоактивность под кору через стыки литосферных плит. А потом заселить планету организмами, устойчивыми к высокой фоновой радиации.
Ожье содрогнулась, представив, что́ подобная тектоническая реорганизация означает для любимых городов.
– Значит, вторжение неизбежно?
– Я сказал бы, что сейчас оно более вероятно, чем полгода назад. Потому некоторые из нас, умеренных, уже давно сторонники усиления ретров. Зовите это тактикой сдерживания.
– Все так просто? Вы помогаете нам с непонятными штуковинами пришельцев, чтобы у нас был шанс выстоять против вашего же народа, когда польется дождь из дерьма?
– Для вас будет лучше, если я представлю ситуацию сложнее, чем на самом деле?
– Ниагара, простите, если не могу сразу поверить вам на слово, но я встречала в своей жизни только двух прогров, и один, вернее, одна оказалась мелкой лживой гадиной.
– Быть может, вас утешит, что Кассандра – оплот фракции умеренных. Если вам и искать друзей среди прогров, то она – первейшая кандидатура.
Скелсгард встала между собеседниками, подняла руки, будто пытаясь прекратить бой.
– Я понимаю, это шокирует, – сказала она Ожье. – Но прогры не все поголовно злодеи, пытающиеся стереть нас в порошок.
– Поверьте, я вас понимаю, – произнес Ниагара. – Мне известно, что терраформирование Земли уничтожит труд всей вашей жизни. Но я просто считаю, что цель оправдывает средства.
– Ниагара, вы и вправду считаете, что цель всегда оправдывает средства?
– Не всегда. Но почти. И можно сказать, судя по вашей биографии, что и вы придерживаетесь схожих взглядов.
– Возможно, для достижения цели я охотно переступлю через ваш труп.
– А через труп мальчика?.. Ой, простите! Вырвалось нечаянно. Но тем не менее хочу заметить: ваше чутье всегда неукоснительно вело вас к поставленной цели. И меня это искренне восхищает. Я верю, что у вас все шансы на успешное завершение миссии.
– А, наконец-то мы заговорили по делу. И что же вы знаете о моей миссии?
– Я знаю, что на другом краю этого гипертоннеля было утрачено важное имущество и вы обладаете всеми качествами, необходимыми для его возвращения.
– А почему вы сами не можете этого сделать?
– Потому что не знаю этой области так, как знаете ее вы. Не знает ни Авелинг, ни Скелсгард, никто другой в этой организации. Единственный человек, компетентный в достаточной степени, мертв. Это Сьюзен Уайт.
– Таких подробностей Калискан мне не сообщил.
– Могло бы это повлиять на ваше решение?
– Могло бы.
– Значит, не сообщив, он поступил правильно. Что же касается меня, то проблема не в незнании или нежелании. Мне туда путь заказан. Попытавшись проникнуть, я бы умер.
– А я?
– Для вас – никаких трудностей, – ответил Ниагара и повернулся взглянуть на транспорт, загружаемый в стеклянную сферу.
Техники еще оживленно суетились снаружи, но по их поведению было ясно: все идет согласно плану.
– Значит, вы хотите сунуть меня в эту штуку? И не скажете ни слова о том, что ожидает на другой стороне?
– Путешествие занимает тридцать часов. Для инструктажа хватит с лихвой.
– Я могу отказаться?
– Вы не думаете, что немножко опоздали с отказом? – И Ниагара обратился к Скелсгард: – Она готова для языкового урока?
– Авелинг сказал, что урок надо дать прямо сейчас. Тогда все успеет улечься у нее в голове по пути к Земле-Два.
– Что за урок? – спросила Верити.
Ниагара поднял руку. Из его ладони вырвалась туманная струйка поблескивающих микромашин, потянулась к голове Ожье.
Вспыхнула боль, словно череп яростно штурмовала армия в невыносимо блистающих доспехах. Затем отключились все чувства.
Сознание проснулось вместе с болью. Верити казалось, что она падает. В уши вторгся голос, выговаривающий слова на языке, которого она никак не могла знать:
– Wie heisst Du?
– Ich heisse Auger… Verity Auger[2].
Ответ вылетел из ее горла со смехотворной легкостью.
– Хорошо, – похвалил голос уже по-английски. – Даже отлично. Уложилось прекрасно.
Говорила Маурия Скелсгард, сидя рядом в тесной кабине – должно быть, в гиперсетевом транспорте. По другую сторону от Ожье – в кабине было всего три кресла – оказался Авелинг.
Гравитации не было.
– Что происходит? – спросила Ожье.
– Происходит беседа по-немецки, – ответил Авелинг. – Машинки Ниагары переделали языковой центр в твоем мозгу.
– У тебя теперь и французский, – поспешила добавить Скелсгард.
– У меня уже был французский, – высокомерно буркнула Ожье.
– У тебя академическое знание письменного французского, каким он стал в последние годы Века Забвения, – уточнила Скелсгард. – Но теперь ты можешь на нем разговаривать.
Головная боль усилилась, будто кто-то стукнул крошечным камертоном по черепу и тот гулко отозвался.
– Я бы не согласилась, чтобы в меня совали это… – Она хотела сказать «дерьмо», но слово застряло где-то на полпути между мозгом и горлом. – Эту пресквернейшую пакость.
Интересно, откуда явилось неуклюжее, помпезное словечко «пресквернейшая»?
– У тебя не было выбора, раз уж ты подрядилась на миссию. Через тридцать часов окажешься в Париже, в полном одиночестве, и рассчитывать придется лишь на собственный ум и смекалку. У тебя не будет ни оружия, ни компьютера, ни даже связи. Мы можем дать только язык.
– Мне не нужны машины в голове!
– Значит, тебе очень повезло, – ухмыльнулась Скелсгард. – Их там нет. Они уже вышли из тела, но осталась созданная ими невральная структура. К сожалению, долго она не протянет. Два-три дня в Париже, потом деградация.
Любопытство заставило Ожье спросить:
– Если действие этих машин так важно, почему бы не оставить их во мне?
– По той же причине, по какой Ниагара не может пойти с нами, – ответила Маурия. – Цензор не пропустит машины.