то, что мы им приказываем, на тысячах полей сражений, и мы можем только глазеть на них и чувствовать страх, страх, который говорит, что мы сделали это. Мы сделали это. Что еще, при наличии достаточной причины, мы могли бы также сделать?
Я просто смотрел на это. Это был Военачальник, один из крупных примеров. Полководец Легио Мортис, не иначе, как один из изначальной троицы машинных легионов, созданных на Марсе еще до начала Эпохи Империума. Это был древний орден великанов-убийц, которых боялись и не доверяли в той же степени, в какой на них полагались и уважали, каждый из которых был осквернен странными обрядами и эхом отзывался гулом языков, которых никто из нас не понимал.
У его ног стояла вереница войск поддержки: скитарии, ауксилия, несколько мобильных доспехов. Я знал, что они необходимы — толпятся вокруг колоссальных стоп, чтобы помешать врагу, подкрадывающемуся под орудия, нанести удар вплотную, — но они выглядели там такими хрупкими, такими бессмысленными, как насекомые, роящиеся под ногами хищника. Я все ждал, что они разбегутся или рассыплются каждый раз, когда заревут огромные рога или выстрелят орудийные орудия, но они продолжали маршировать, двигаясь на полном ходу, чтобы не отставать от тяжелых взмахов этих бронированных ног, прежде чем стопы врежутся обратно в землю и пыль. И был сделан следующий могучий шаг. Я видел все это из иллюминатора транспорта «Химера». Этот еще был цел, но, учитывая то, что случилось в прошлый раз, мои нервы все еще были в смятении. Я крепко вцепился в поручни, пока «Химера» мчалась вперед, прижавшись лицом к смотровому люку, чтобы взглянуть на мир снаружи. Несмотря на покачивания транспорта и тесное окно, у меня был довольно хороший вид. Я увидел отражение взрывов на эбонитовой броне Титана. Я ощутил странность чуждого воздуха другого мира, через системы своего шлема, теперь загрязненную клубами дыма. Я слышал глухой рев движущейся армии — грохот сотен моторов под нагрузкой, крики тысяч воинов в атаке, треск горящих листьев чужого ландшафта. Время от времени Титан стрелял, и я щурился от ракеты, и мой желудок сжимался от ужасного сочувствия. Земля закачалась на долю секунды, все ауспики вздрогнули, а затем приземлился заряд, и далекий горизонт осветился.
И самое страшное было то, что этот монстр, этот великан резни, был лишь одним из десятков, марширующих теперь по тлеющим остаткам травы, продирающихся сквозь курчавую темную растительность и втаптывающих сломанные стебли в красную пыль. Было слышно, как эти богомашины ревут и извергают дым, развязно разгуливая, как пьяницы, дикие и жестокие. Для этого боя были собраны огромные силы. Они сказали мне, что даже сейчас в пути есть еще корабли, но это, конечно, казалось излишним, потому что эта зона боевых действий уже была забита истребителями из более чем одного Легиона. Я мог видеть зловещие цвета лэнд-рейдеров Детей Императора, продирающихся сквозь заросли, и сопровождаемые длинным шлейфом бронетранспортеров Ауксилии. В дальней стороне просеки в бескрайней траве, я увидел большую группу Лунных Волков, их белые доспехи, как кость, устрашающе сливались со странной флорой этого мира.
Кровавые Ангелы были самыми многочисленными. Их «Носороги» и «Спартанцы» атаковали самый центр огромных проломов в ландшафте, созданных дальнобойным огнем титанов. Эти транспорты тоже стреляли, освещая жуткие леса и превращая бледные стебли в черные. Огнеметы изрыгнули яркие копья, поджигая несколько зарослей, еще не зажженных энергетическими лучами и зажигательными снарядами.
По крайней мере, в этом мире все было объято с огнем. Они сжигали его дотла, чтобы искалечить все так сильно, что ничего больше никогда не вырастет. На Илехе действия Легиона были преднамеренными — сначала они планировали, а затем исполняли то, что они уже делали много-много раз. Теперь это был вихрь спешки, шквал ненависти. Они бросались на врага, подбираясь как можно ближе, выпрыгивая из своих машин, чтобы использовать свои клинки и кулаки, даже когда вокруг них все еще полыхало пламя. Они заглянули ксеносам в глаза — предполагая, что смогут найти их среди обломков — и убедились, что знают, что их убивает. Это было личное. Это было мстительно.
Я обожал их за это. Трон, я не соучаствовал. Это были не мы. Это были инопланетяне, нелюди, другие. Это были те, кто охотился на нас в годы мрака, которые теперь стояли перед нами. Они были вредителями, крысами в трюме, переносчиками болезней. Чем раньше они все уйдут, тем лучше.
Удивлены, услышав это от меня? Не удивляйтесь. Вы вполне можете чувствовать себя иначе. Вы можете найти такое отношение неприятным, если у вас есть такая роскошь. Я знаю свою историю. Мы так долго были беззащитны перед ними. Вы можете сколько угодно критиковать крестовый поход — и я это делаю, — но вы должны помнить, что мы не плавали в праздности в начале этого: мы стояли на коленях. Каждое человеческое дитя знало истории о том, как небо потемнеет, и корабли начнут падать, а из теней внезапно появятся глаза, клыки и иглы.
Месть. Это было хорошо. Мне нравится. Как бы я ни отшатывался от того, что мы сделали с себе подобными во имя Объединения, я наслаждался запахом плоти ксеносов, поджаривающейся на краю разрушения.
Думаю, он тоже. Я мог видеть его на самом апогее наступления, и несмотря на то, что Титаны заставляли мои руки дрожать, его действия снова были чем-то другим. Он взлетал и нырял, нырял и падал, все внутри и вокруг этой решетки огня и плазмы. Легион стрелял щедро, сжигая атмосферу, а он просто прокладывал свой сложный путь сквозь все это, оставляя за собой полосы огня и дыма, комета с головой, его копье подобно звезде во мраке, порочное и напряженное.
Они уже пошатнулись, эти твари, эти монстры, и столкнуться с этим, этим, выпущенным на свободу сыном Императора — он сломал их. Они кричали. Инопланетные крики, исходящие из чужих глоток и чужих челюстей, поднимаются хором страха и ужаса. Он и раньше злился. Я видел это, и это пробрало меня до костей. Но это было другое. Они причинили вред его сыновьям. Мой совет, как он есть, любому, кто может подумать об этом. Не надо. Просто не надо.
* * *
Его звали Хитас Фром. Это определили астропаты — только Трон знает как. Я никогда до конца не понимал астропатию, признаюсь. Каким-то образом эти несчастные слепые негодяи способны толковать смутную мешанину снов и видений, кипящих в пустоте, сортировать их во что-то вразумительное, а затем переводить все это в депеши, которые