улицы.
Я отогнал машину на другую сторону Орнежа, где еще сохранялись участки леса и, выбрав полянку поглуше, пошел на посадку.
К вечеру мы добрались наконец-то до Оруила8 в месте впадения Орнежа в Дон. Здесь, как выяснилось, нас ждали. Длинный день, проведенный в полете, впечатления, суета коротких посадок и долгое сидение в ограниченной щели кокпита самолета притупили внимание. Мы рассматривали плывущий вдали Оруил с любопытством, но без опаски – проходили мы в стороне от него, ориентируясь на открывающийся простор большой реки – Дона. На воде болтались мелкие лодочки, идущие по своим делам, парочка барж грузилась у причалов, мы жались к северному плоскому берегу, высматривая место для посадки и ночлега. Впереди, на месте, где соединялись два рукава, стояла еще одна баржа – на якоре.
Еще утром я бы с опаской осмотрел ее. Возможно, просто обошел бы стороной, но сейчас мы должны были пройти прямо над ней, и это совершенно не волновало. Свою ошибку я осознал не сразу. Сначала что-то мелькнуло в свете заходящего солнца. Я повернул голову, присматриваясь. Ана, опустив голову на руки, разглядывала уплывавший назад город. Что-то заблестело на барже, затем так же стремительно рванулось к нам. Я резко, по-вертолетному, развернул машину вправо, отчего скорость упала, и стал уходить в сторону берега. Ана что-то прошипела, как змея, но мне было не до нее. Присмотревшись, заметил очередной снаряд, видимо ту самую сосульку, метнувшийся в нашем направлении. Противник безбожно мазал. Хорошо, что люди в этом мире не обладали опытом борьбы с низколетящими целями. Если бы местные магички, вместо швыряния двухкилограммовыми сосульками, отправили в нашем направлении сотню двадцатиграммовых снарядов, и лучше из свинца, а не воды, то вправе были бы рассчитывать на какой-то результат. Да и простая военная хитрость ничуть не помешала бы. Подмани нас поближе и бей. А так – себя выдали, а результата не добились.
Стрельба прекратилась – видимо, скелле осознали ее бесперспективность. Я развернулся и медленно полетел по кругу вокруг баржи, разглядывая ее. На палубе стояли трое. Еще какие-то люди стояли на корме, задрав головы к небу. Но скелле, очевидно, были именно три фигуры по центру палубы. День клонился к вечеру, внизу уже упали сумерки. Над нами белело облачное поле, в разрывах которого светились брусничные лохмы облаков. Слегка приблизившись к барже, я продолжал облетать ее по кругу, надеясь, что успею среагировать, если скелле внизу проявят активность. Что-то зашипело, затрещало, и прямо рядом с нами, по левому борту, сконденсировалось из воздуха ледяное веретено. От удивления и не чувствуя опасности, я не среагировал, а ледышка, дрогнув, как будто собралась рухнуть вниз, вдруг стремительно метнулась к барже. Выстрел был мастерским – со всеми поправками на ветер, движение самолета, дальность, запас энергии по высоте. Блестящее веретено сверкнуло отблеском розового, серой рыбкой промелькнуло в сумерках и врезалось в палубу баржи недалеко от тройки скелле. Лед при ударе взорвался облаком мелких и крупных осколков и ледяной пыли, доски палубы сломались, принимая удар, люди упали. Было видно, как человеческие фигурки пытаются подняться, как члены команды бегут к ним на помощь, а воздух рядом с бортом самолета уже шипел и трещал, рождая новый снаряд. Моя скелле была в ярости. Она была в своем праве – праве защищать свою жизнь, и лучше ей сейчас было не мешать. Я выровнял самолет и скинул тягу до минимума – сейчас мы сами были отличной мишенью, но противник внизу оказался не способен дать отпор. Одно дело – спокойно, как на тренировке, в паре с надежным партнером, отправлять сосульку навстречу ничего не подозревающей жертве, совсем другое дело – сражаться под огнем, сражаться с ранами, со страхом, с суетой и паникой. Вторая сосулька ударила прямо в группу скелле и подбежавших к ним на помощь людям из экипажа баржи. По счастью, никто не упал, пробитый насквозь ледяным снарядом, в луже из горячей крови. Но и осколки льда, шрапнелью разлетевшиеся от удара о палубу, оставили лежащими несколько человек. Остальные, сообразив, что происходит, стремительно рванулись под защиту надстроек. Воздух вновь зашипел.
– Ань! Оставь их! – выкрикнул я скелле.
Еще один снаряд ударил по несчастной пустой палубе.
– Держи машину над баржей! – зарычала девушка.
Я послушно сдвинулся к барже, зависнув над ней, но не рискуя опускаться ниже – не хотелось бы попасть под непосредственный удар магии. В воздухе опять зашипело, перегнувшись через борт, я уставился на судно сквозь подзорную трубу. Три скелле, все живы. Экипаж затащил их под защиту надстройки на баке. Воздух продолжал шипеть, и, оторвавшись от трубы, я обнаружил огромный ком льда, висящий рядом с машиной. От него клубами расползалось в воздухе облако водяного пара, Ана напряженно замерла, откинувшись в своем отсеке. Я проводил взглядом небольшой дождик, который сыпался с миниатюрного летающего айсберга вниз, и неожиданно заметил, что поверхность воды вокруг баржи словно продавилась огромной впадиной, рядом с центром которой болталось судно. В следующее мгновение чаша колыхнулась, ледяной ком килограммов на тридцать весом устремился на встречу с рекой. Я слегка прибавил тягу, отводя машину в сторону. Раздался глухой удар – в отличие от снарядов, которыми обменивались скелле до того, эта глыба не развалилась от удара, не брызнула ледяной крошкой и обломками, она проломила палубу и исчезла в глубине трюма. Ана молчала. Похоже, она выдохлась, бешеная энергия сменилась равнодушием и усталостью. Пользуясь ее пассивностью, я направил самолет в сторону дальнего берега Дона и набрал высоту.
Я впервые видел здесь звездное небо. Казалось, что оно было усеяно светящимся туманом несчетного количества мелких звезд, поверх которого мерцали разноцветные и разнокалиберные светила покрупнее. Ничего необычного я не заметил – просто очень много звезд и ни одного знакомого созвездия. Возможно, я не умел их распознавать, возможно, я смотрел не туда. Я валялся на теплом песке, закинув под голову руки, и рассматривал невиданную еще мною картину. Ана возилась в крохотной палатке, которую мы дотащили сюда с Земли.
После встречи на реке девушка была спокойна и рассудительна. Мне показалось, что для нее весь этот бой был как разрядка копившегося напряжения, как транквилизатор. Было впечатление, как если бы она приняла успокоительную таблетку. Ощущая ее спокойствие, расслабился и я. Конечно, случившийся инцидент был неприятен и неожидан. Лети мы ста метрами дальше, даже не заметили бы, что нас ждут. Однако
