ловя в последних отсветах костра хоть какое-то движение.
— Надо, блин, подбросить что-то, блин, в огонь, — сказал Дзардаг. — Какую-то горючую хрень, чтоб света было до фига. А то темно, крендец какой-то.
Ну, примерно так он сказал.
Взяв какую-то тряпку — вряд ли от неё был бы свет, только вонь и дым, — Дзардаг бодро заковылял к костру.
Из темноты вынеслась стремительная тень, напрыгнула на него и перекусила горло. Дзардаг рухнул в костёр, но, однако, вцепился мёртвой хваткой в тварь. Они принялись кататься по разлетающимся углям, Дзардаг хрипел, но тварь не выпускал. Стало чуть светлее, мы увидели, что тварь мохнатая, похожая на крупного волка, но шестиногая, причём ноги членистые, блестящие, будто хитиновые.
Я успел подумать, что насекомые не могут быть такими крупными. Это противоречит биологии, потому что дыхательная система насекомых…
Из темноты вырвалось ещё несколько теней.
Касамни не сразу разобрались в ситуации. Они кинулись не на нас, землян, а на хоппера, хро и тао, приняв их за самых опасных врагов.
И те принялись стрелять.
Ночь вскипела огнём. У Тао-Джона были какие-то крошечные пулемёты, закреплённые прямо на руках, он расстреливал нападавших в упор, а когда те приближались — просто отвешивал чудовищной силы удары.
Хро дрался своими мечами — тогда я впервые увидел виброрапиры в действии и влюбился в это оружие.
Хоппер сжигал нападавших из своей пушки, временами добавляя в поток огня какие-то мелкие фугасные заряды.
Он и погиб, единственный из охранников, когда двое пылающих касамни набросились на него, сбили, разорвали на части и принялись пожирать, несмотря на полыхающие шкуры. Боюсь, он познал не те новые впечатления, которые хотел.
Дзардаг поднялся в костре. Одежда на нём была окровавлена, порвана и горела. В руках болталось неподвижное тело касамни. Старый горец захохотал и швырнул дохлого врага в темноту.
Мы словно очнулись от транса. И принялись стрелять. Палили в набегающих касамни, просто в темноту — пока у нас не кончились патроны, а враг не обратил на нас внимание.
Потом я увидел, как трое касамни слаженно атакуют хро. Я так и не узнал, правда ли это, но мне кажется, у них было что-то вроде телепатии. Двое касамни бросились в самоубийственную атаку и повисли на визжащих рапирах, разваливаясь на части, но блокируя Тонсо руки. А третий прыгнул, целясь в горло.
И чего я решил влезть? Не знаю. Патроны в магазине уже кончились…
Но Тонсо был совсем молодой и так походил на человека, а что хро нас ненавидят, я тогда ещё не знал…
В общем, я бросился к ним. Тело слушалось на удивление хорошо. Я ударил касамни прикладом автомата по скуле и остановил прыжок, он всё-таки успел полоснуть по шее хро когтем, но артерии не порвал. Тонсо тоже упал, а касамни ловко перевернулся в воздухе, оттолкнулся от земли — и прыгнул на меня. Я снова занёс «калашников», но ударить не успел. Узкая зубастая пасть раскрылась под каким-то чудовищным углом, клацнула, обдав меня горячим гнилостным дыханием, и перекусила мне шею.
Полностью.
Мир вдруг кувыркнулся вокруг, завращался, я увидел себя — своё собственное, стоящее с автоматом в руках, безголовое тело, костёр, вопящего Дзардага, колотящего касамни обгорелой палкой, вжавшихся в скалу рили, Веронику с древним ружьём, из которого не стоит стрелять…
И с каким-то ледяным оцепенением понял, что это проносятся последние мысли в моей оторванной и улетающей прочь голове. Боль при этом была, но настолько запредельная, что даже не воспринималась как боль.
Вот это уж точно редкое ощущение!
А потом я закончил замах и влепил прикладом автомата в спину касамни. Да, он был покрыт шерстью, но под ней оказалось что-то вроде хитиновой чешуи, приятно хрустнувшей под деревянным прикладом.
Касамни издал рыкающий звук, перевернулся — и уставился на меня.
Голова снова была у меня на плечах.
Собственно говоря, ничего даже не болело, только в шее зудело какое-то воспоминание о чудовищной боли.
Касамни ещё раз рыкнул. Раскинул лапы и застыл.
Мне говорили потом, что они не умеют сдаваться, и это не могла быть поза покорности, как у волков или собак. Но я думаю, он всё же хотел сдаться.
Возможно, если бы они поняли, что происходит, они бы сдались все.
И сейчас существовали бы в Слаживании по соседству с нами. Ездили бы в метро, строили свои причудливые дома на сваях, сочиняли музыку (мне она не нравится, но я послушал ради любопытства).
Секунду я смотрел в глаза касамни, только что откусившего мне голову. А касамни смотрел на меня, и в глазах светился разум.
Но на зубах была моя кровь.
Я даже не заметил, что достал мачете. Взмахнул им и отсёк твари голову.
Она назад не приросла.
Я помог подняться Тонсо, зажимавшему рукой рану на шее и таращившему на меня глаза.
— Царапина, сынок, — сказал я. Меня пробивало на истерический смех.
Стоящий в огне Дзардаг издал какой-то воинственный вопль и заколотил себя кулаками в грудь, будто Кинг Конг. У него была волосатая грудь, волосы горели, разбрасывая искры, но так и не сгорали.
Первая волна касамни иссякла.
Мы стояли, глядя друг на друга. Повсюду валялись мёртвые тела, напоминавшие плоды соития волка и паука.
— Эй, Никита, с башкой было круто! — сказал мне Алекс и подмигнул. — Мне руку оторвали, но у тебя — просто топчик!
Потом пришла вторая волна.
Примерно через полчаса мы с Тонсо всё-таки прикончили бутылку вина, а рассказ о моих неприятностях был закончен.
Тонсо задумчиво почесал пальцем старый неровный шрам на шее. И сказал:
— Ну и влип же ты, друг.
— Сказал бы что-то новое, — мрачно ответил я.
— Попробую, — вздохнул Тонсо. — Хотя всё во мне вопит: «Не ввязывайся».
3
Есть (или нет, но это на ваш вкус, недоказуемо) Бог — и он знает всё.
Есть Большая Четвёрка. Они знают столько, что с нашей точки зрения знают почти всё.
Есть несколько структур, которые знают о нас очень многое по долгу службы.
И есть многие, которые знают кое-что.
Фирма Тонсо занималась поисками родственников, друзей, установлением родословных и прослеживанием генеалогии. Это выгодно, даже если вы помогаете кому-нибудь на старости лет найти подругу юности и посидеть с ней, держась за руки и вспоминая былое. А уж если помогаете получить десяток-другой миллионов по завещанию…
Тогда это очень выгодно.
