душе считаешь более опытным, чем ты сам. Офицеры, стерегущие входы на этажи, не имели такого боевого опыта, как пулеметчик из спецотряда «Бранденбург 800», и, хотя по званию были выше него, в душе понимали, что закаленный в боях ветеран запросто при желании выпилит их всех – навыков у него было не занимать.
Так что, отчасти благодаря громиле-«бранденбуржцу», я поднялся по лестнице, особо не утруждаясь копанием в чужих головах: достаточно было легкого ментального прикосновения, чтобы офицеры при виде меня резко вскидывали вверх правую руку.
Мелькнула у меня мысль отдать им всем поочередно приказ взрезать себе горло этими самыми тренированными руками – благо у каждого на поясе висел черный эсэсовский кинжал. Но мне пока не хотелось оставлять столь явных кровавых следов: мало ли как дело обернется с главным заданием, провалить которое я не имел права. Потому эсэсовские офицеры со слегка помутневшим взглядом остались стоять там, где стояли. Я же, достигнув последнего этажа, забрал из рук последнего зазомбированного мной охранника его StG 44 и толкнул дверь, ведущую в Зал Грааля, который одновременно символизировал Асгард, древнегерманский мир богов, правящих всеми остальными мирами.
* * *
Вероятно, Зал Грааля должен был символизировать зал Рыцарей Круглого стола, но выполненный в стиле зондерготики – просто, строго, без избыточного декора, но в то же время просторный и эффектный, поражающий воображение зрителя обилием свободного пространства и высоким сетчатым сводом, расписанным рунами.
Посредине зала стоял большой, массивный круглый стол, выполненный из дуба, в центре которого стояла простая деревянная чаша – может, тот самый Грааль, за которым веками охотились рыцари всего света, но, скорее всего, его имитация. А в чаше лежал хрустальный череп, подсвеченный изнутри лазурной синевой, отчего глазницы артефакта сияли неестественно-голубым светом.
Вокруг стола в креслах с высокими спинками, увенчанными черепами со скрещенными костями, сидели эсэсовцы в черной форме – те самые обергруппенфюреры, о которых я прочитал в голове «бранденбуржца», охранявшего вход в Северную башню. И стоило мне войти, я понял – лучше б я этого не делал…
Потому что все двенадцать были псиониками. Очень сильными, гораздо сильнее меня. И сейчас они смотрели на меня, даже не повернув голов.
Им это было не нужно.
Я ворвался к ним во время совещания, но не такого, как у обычных бюрократов, собравшихся, чтобы обсудить свои производственные проблемы.
Сейчас они все находились в состоянии объединенного сознания – так им было проще общаться. Что-то вроде видеоконференции, но более скоростной, когда всем не надо выслушивать, что скажет один, – обмен мыслями процесс гораздо более быстрый, чем диалог. Потому, когда я вошел, одному из псиоников достаточно было лишь посмотреть в мою сторону – и меня немедленно увидели все остальные.
И приняли меры.
Им даже не надо было напрягаться – коллективное сознание мгновенно приняло решение, правда, в последнюю миллисекунду его подкорректировал тот, кто был в этом сборище главным.
Карл Гебхард, уже единогласно избранный председателем Общества Двенадцати, получивший звание оберстгруппенфюрера и награжденный Рыцарским крестом Железного креста с Дубовыми Листьями и Мечами за блестяще проведенную операцию по захвату особо ценного артефакта, благодаря которому Вторая мировая война закончится победой Третьего рейха. Я разглядел только сейчас: этот артефакт лежал в чаше Грааля вместе с черепом – бесформенный кусок металла, как и древний хрустальный символ смерти, излучавший знакомое слабое сияние цвета чистого неба…
Общее решение Двенадцати было уничтожить наглеца, посмевшего ворваться в Зал Грааля, разорвать ему мозг ментальным ударом – но Гебхард решил иначе.
Я не умер. Лишь, словно мгновенно придавленный многотонной плитой, рухнул на колени, выронив автомат, – и внутри своей головы услышал мысль Гебхарда, обращенную к остальным членам совета:
«Подождите, господа. Убить его всегда успеется. Это очень интересный персонаж, с которым я уже сталкивался ранее, во время войны. Так называемый Координатор, путешественник во времени, владелец ножа, способного рассекать пространство и время».
«Судя по содержимому его головы, он имел глупость подарить этот нож какому-то ученому, – заметил один из обергруппенфюреров. – И зачем он нам нужен?»
«Возможно, нам пригодится его навык прохождения через время, – заметил Гебхард. – Потому разумнее будет скачать из его головы информацию об этом процессе, нежели уничтожать мозг ее носителя».
«Так что вам мешает это сделать, уважаемый оберстгруппенфюрер? – поинтересовался другой псионик. – Забирайте из его головы то, что вас интересует, и продолжим наше заседание…»
Обмен мыслями у этих типов, полностью уверенных в том, что стоящая на коленях козявка ничем не сможет им помешать, занял от силы секунд десять. Я же все это время не сопротивлялся ментальной плите, которая давила меня сверху все сильнее, так как все усилия я направил на то, чтобы мысленно построить и удержать мощный стальной бронированный щит, отгораживающий от сборища псиоников одно мое маленькое воспоминание о событии, произошедшем совсем недавно…
И этот щит псионики, конечно, заметили.
Правда, поздно.
Лишь через те самые десять секунд, которых вполне достаточно матерому ветерану, чтобы, ринувшись вверх по лестнице, преодолеть все пролеты и, мощным пинком распахнув дверь в Зал Грааля, дать длинную очередь из своего пулемета…
Ментальный удар собрания псиоников по моему щиту был ужасающ – и тот, разумеется, разлетелся на куски, открыв мое воспоминание о том, как я, посетив мозг ветерана-«бранденбуржца», оставил под плитой его Здравого Смысла пси-мину с таймером на одну минуту. Признаться, я не был уверен, что моя воображаемая мина сработает – но она сработала, разнеся к чертям крысособачьим хваленое немецкое благоразумие и высвободив всю обиду и ненависть на тех, кто отнял у подразделения «Бранденбург-800» лавры завоевателей Антарктиды.
Конечно, коллективному разуму псиоников было бы несложно разнести в клочья мозг пулеметчика… если бы они за долю мгновений до этого не разнесли в клочья мой ментальный щит ради того, чтобы в следующую секунду осознать, как я вообще попал в Северную башню и что сделал с сознанием ее охранника. Я даже уловил обрывок мысленного возгласа Гебхарда:
«Поразительно! Он просто догадался о технике пси-минирования, которую Вольфрам Зиверс изобрел лишь после двух лет экспериментов…»
Всякому мощному оружию требуется перезарядка, и пси-оружие – не исключение. Пока эсэсовцы концентрировались для нового удара, пулемет «бранденбуржца» выкосил семерых: стрелять ветеран умел очень метко, даже с рук. MG-42 бился у него в руках как живой, плюясь свинцом и пламенем, взбешенной змеей извивалась лента, и одна за другой лопались головы «рыцарей черного ордена», выплескивая окровавленные ошметки мозгов на спинки резных кресел…
Но все-таки оставшиеся эсэсовцы были опытными бойцами, и, хотя ворвавшийся в зал «бранденбуржец» успел выкосить
