Ознакомительная версия.
– Мне восемнадцать!
– Да это ты знаешь, что тебе восемнадцать! – рассердился Глеб. – А на лбу у тебя этого не написано! Говорю ж тебе, моложе ты выглядишь. Вот и хлопнут тебя, чтоб не сомневаться напрасно. А если ты из Лузы – разговор другой. Луза к Великоустюгскому району не относится, там вообще уже не Вологодская область, а Кировская, так ведь?
Сашок кивнул.
– Ну вот, – продолжил Глеб. – Так что законы храмовников к тебе не относятся. Скажешь, что ты из Лузы, – и до свидания.
– А у меня и про то, что я из Лузы, на лбу не написано, – ехидно заметил Сашок. – Сильно они моим словам поверят!
– А ты все равно говори, доказывай, адрес свой назови, город опиши… И карту свою достань, там же у тебя пометки есть! Все же какой-никакой шанс, не надо так сразу на заклание идти! Хватит с этих нелюдей и… – Мутант осекся и раздраженно дернул подбородком.
– Ладно, скажу, – улыбнулся вдруг парень. – А чего ты вообще за меня так переживаешь? Недавно хотел меня спихнуть куда подальше, а теперь… словно о девушке своей печешься.
– О какой еще девушке?! – свирепо завращал глазами Глеб. – Что ты вообще об этом понимаешь?!
– А ты много понимаешь? У тебя хоть была когда-нибудь девушка?
– Да ты!.. – взвился мутант, но быстро остыл. – Ты что, забыл? Я же не помню ничего… Кто знает, кто у меня был, а кого не было. Хотя… Какая там девушка, с моей-то рожей…
– Не, ты ничего, симпатичный, – хмыкнул Сашок. – И сильный такой, видный. Подумаешь, шерстью оброс, не коростой же…
– Вот не были бы у меня руки связаны, – задохнулся от возмущения Глеб, – я бы такую тебе симпатичность навел, наглец ты эдакий!
Сашок снова хмыкнул, но промолчал. Замолчал и мутант. Говорить ему расхотелось, в голову вновь полезли тяжелые мысли. Обидно было, что, едва начавшись, так бесславно закончилось их путешествие. Скорее всего, скоро закончатся и жизни. И если за свою Глеб почему-то не особо и переживал – что это за жизнь, если все равно о ней ничего не помнишь, не знаешь, – то Пистолетца, а особенно Сашка, ему было по-настоящему жалко. В самом деле, парень только начинает жить. Вон, и о девушках думает…
Упомянув мысленно девушек, Глеб тут же, почти как живую «увидел» Нюру – беззащитную, глупенькую, со смешным коротеньким хвостиком… Перед глазами тут же предстал и окровавленный нож в руках карателя. Его нож!.. Понятно, что не будь его, храмовник все равно убил бы девочку – застрелил из автомата, просто задушил руками… Но то, что убийство ребенка совершили именно его ножом, казалось Глебу особенно страшным и несправедливым. И ненависть к карателям, к храмовникам вообще, стала вдруг такой сильной, что мутант почти ощутил ее внутри себя, словно реально выросший внутренний орган. И он понял, что если останется живым, если доберется все же до Устюга, то не успокоится, пока не отомстит Святой. Или как ее там? Москве?…
Но тут некий внутренний голос, будто и впрямь сидящий в его голове человечек, ехидно шепнул: «А чем ты сам-то лучше храмовников? Кто, как не ты, рассчитывал недавно, как бы лучше предать девчонку, как бы правдивей соврать карателям, что она приблудилась сама, что ты ничего о ней не знаешь?… Ведь хотел ее жизнью свою мохнатую жопу прикрыть, не так разве?»
Глеб зажмурился и, вжав голову в плечи, зарычал.
– Ты чего? – испугался Сашок. А потом вдруг пискнул: – Ой! Мы горим!
Мутант открыл глаза и сразу увидел языки пламени, азартно пожирающие все, что могло гореть в этом тесном помещении – в первую очередь тряпки, метлы и швабры. Подсобку тут же заволокло дымом. Глеб и Сашок сразу закашлялись, не в силах ни задержать дыхание, ни прикрыть чем-нибудь рты и носы, поскольку их руки по-прежнему были связаны за спиной.
А еще Глеб услышал шум. В столь критическую минуту он бы, возможно, и не придал посторонним звукам большого значения, но снаружи раздались частые выстрелы. Там определенно что-то случилось. Поначалу у мутанта даже мелькнула мысль, не это ли стало причиной пожара, и он посмотрел на иллюминатор – не оттуда ли залетел к ним огонь? Но стекло оказалось целым. Да Глебу и так уже было понятно, кто стал виновником возгорания. Конечно же, он сам! Если что-то и могло сейчас характеризоваться определением «некстати», то этим, без преувеличения, был его злосчастный неуправляемый пирокинез.
Сашок тоже подумал об иллюминаторе, но совершенно в ином ключе.
– Окно!.. – прохрипел парень. – Надо разбить!
– Нет… – закашлялся в ответ мутант. – Вспыхнем как спички!
В самом деле, хоть огонь и резвился в подсобке вовсю, но без притока свежего воздуха он все же не набрал своей полной силы и даже, кажется, стал понемногу затихать. Но стоило разбить стекло иллюминатора, как подпитанное кислородом пламя в считанные минуты спалило бы все, включая обоих пленников. «Впрочем, – подумал Глеб, – какая разница, все равно мы сейчас задохнемся».
Сашок, будто подслушав его мысли, неуклюже повалился набок – потерял сознание. Упал он прямо на лежавшую на полу горящую швабру, и Глеб стал ногами отталкивать паренька в сторону. Но огонь был повсюду, так что он быстро прекратил бесполезное занятие и принялся лихорадочно соображать, что же можно сделать в столь очевидно безвыходной ситуации. Если бы были свободны руки, можно было попробовать сбить пламя курткой, а уже потом разбить стекло иллюминатора. Но руки оставались связанными, и связанными на совесть – прочность узлов Глеб уже неоднократно попробовал. Он стал озираться в поисках какого-нибудь острого выступа, торчащей железки, чтобы перерезать веревку. Но в густом дыму, кроме пляшущих языков пламени, ничего не было видно.
Огонь! Ну конечно же, огонь!.. Отчаянно кашляющий, ничего уже не видящий от льющихся ручьями слез мутант присел и наугад ткнулся руками в горячее. Ладони пронзило болью, затрещала вспыхнувшая шерсть. Но Глеб, зажмурившись и стиснув зубы, терпел. Он что есть силы напряг пылающие (как от боли, так и в самом буквальном смысле) руки в бешеной попытке развести их. Сначала ничего не получалось, но по мере того, как прогорали веревки, ладони мутанта начали понемногу разъединяться, а потом разом, одним рывком он разорвал обугленные волокна и вскочил, зажав горящие руки под мышками.
Глеб тут же снял куртку и принялся хлестать ею по языкам пламени. Но их было так много, что мутант быстро понял: так ему пожар не потушить. Во всяком случае, задохнется он точно скорее, чем потушит. А к этому все и шло: дышать стало совершенно невозможно, каждый вдох отдавался жгучей болью в груди и новыми приступами кашля.
Видеть что-либо вокруг мутант уже тоже не мог, как из-за густого дыма, который заволок все вокруг непроницаемой пеленой, так и потому, что из глаз безостановочно текли слезы, а вскоре от рези веки попросту стало невозможно открыть.
Ознакомительная версия.
