Так что если бы кто-то вдруг преодолел два пограничных пояса, несъемные минные объемы, проскользнул через миллионы датчиков и не попался на детекторы шести дежурных боевых крейсеров, подвешенных на орбите, то он смог бы минут пять поражаться невероятному зрелищу на столичной планете – величию границы настоящего лесного массива. А через пять минут нарушителя, окутанного паутиной стража-арахнида, уже везли бы на ментоскопирование мозга. Процедура зачастую фатальная, но любопытство службы безопасности рода Трастамара не может быть удовлетворено обычным медикаментозным допросом. Естественно, о достижении кем-либо посторонним укромного пляжа и речи не шло.
Посреди берега располагался огромный валун, возвышающийся над океаном на три метра. Камень смотрелся чужеродно на ухоженном берегу и глубоко утопал в мелком песке. Одна из его граней была стесана до ровной вертикальной плоскости, другие тщательно очищены от мха и следов времени, но даже после чистки от массивной громадины веяло дремучей мощью.
В один момент ровная плоскость валуна покрылась рябью и «протаяла». В появившемся отверстии стало видно богато обставленные покои и двух человек в военных мундирах с многочисленными планками орденов. Офицеры вытащили на пляж несколько объемных ящиков, пару кресел и деловито принялись собирать раскладной стол и сервировать его серебряной посудой с легкими закусками, невесомыми бокалами и двумя бутылками вина. Через пару минут работы были завершены, и слегка усталые, но очень довольные офицеры заняли места в креслах.
– Чувствую себя, как на пикнике в молодости. Все своими руками, – начал разговор первый из них, высокий мужчина аристократичной внешности с завитыми вверх усами и длинными бакенбардами.
– А меня даже успокаивает. Или ты хочешь нагнать сюда десяток слуг и показать им это? – Второй величественным жестом указал на камень.
– Тогда им придется жить здесь до конца своих дней, я не настолько жесток.
– Да ты сама доброта! Упрятал старикашку Собрарбе коротать старость с вибромолотом в обнимку, – с укором произнес первый.
– На тебя давят его родственнички?
– Да дня не проходит! Луи, они там совсем обезумели: сегодня ночью меня просила за него леди Эстель, я даже слезть с нее не успел! Я все понимаю, но должны же быть какие-то рамки!
– Тебе новую девушку помочь найти?
– Издевайся-издевайся… Я, может быть, видел в Эстель будущую жену!
– Ты в каждой новой девушке видишь жену; сколько их уже было? Десятка два?
– Не порти мне вечер. У меня уже фобия посещения общественных мероприятий.
– Так не ходи, – меланхолично заявил Луи. – Отпустим мы твоего старикашку; потерпишь месяца два?
– Выдержу как-нибудь, это будут тяжелые месяцы, – вздохнул второй.
– Нет в тебе практичности, Карл. Мог бы столько денег заработать на неясных обещаниях…
– А потом ты решишь казнить Собрарбе, и вся его свора назовет меня обманщиком.
– Тебе это важно? – приподнял бровь Луи.
– Это моя честь! – Карл воинственно дернул руку к перевязи, где обычно висела его шпага.
– Это твоя смерть. У меня целый департамент решает твои дуэльные проблемы, братец, но ты все равно умудряешься напороться брюхом на чужой клинок.
– Я был пьян в тот вечер, и…
– Не оправдывайся. Не важно. Про старика: несмотря на то, что мразь он приличная, вскоре его придется выпустить. Сейчас Собрарбе трудится на астероиде в паре часов лета отсюда. Пришлось устроить целое представление. В напарники поставили ему сотню профессиональных актеров. Я видел их образы – лица редкостных мерзавцев. Пусть осознает всю глубину своего падения, будет сговорчивее в будущем.
– Так его не сослали на рудники?
– Секретоносителя его уровня? Ты шутишь! За ним целый крейсер охраны закреплен плюс три человека подстраховки из безопасности в непосредственном окружении. Его скаф стоит больше, чем годовой доход рудодобывающего комбината. Естественно, все состарено, скрыто и замаскировано, но для самого Собрарбе все выглядит именно как настоящая каторга.
– Умеешь ты крутить людьми. А как же предательство – придется простить?
– Собрарбе не предавал родину и никогда не предаст. Он не ангел, но и не предатель. Я знаю, чьи интересы он лоббировал, но я представить себе не мог, что такой умный человек не осознает все величие грядущих перспектив! Теперь у него есть шесть месяцев на размышления, четыре из них уже прошли.
– А если сломается?
– Значит, я в нем ошибся. Зачистим память, переведем на обычный рудник. Но он не сломается – уже одному не в меру ретивому актеру снес голову, двум другим отбил ноги молотком.
– Боевой дедок!
– Он полз с самого низа, потом дам почитать биографию. Думаю, даже на обычной каторге смог бы устроиться. Ты, кстати, нашел его груз?
– Там история вышла забавная. Пока мы ныряли в океан, один из младших аналитиков наткнулся на статью в химико-физическом журнале. Скучное такое издание, даже названия не помню. Авторы из «Сол-технолоджи» – контора с целевой планеты, а в качестве объекта исследования у них – как раз наша потеря.
– Надавили на корпов?
– Нет, аналитический отдел определил высокий потенциал статьи, рекомендовал не мешать исследованиям. Купили всю корпорацию. Так что теперь груз снова в нашей собственности, правда, не весь.
– То есть?
– Химики потеряли около центнера, пока исследовали.
– Скажи уж – сперли! И теперь у кого-нибудь из них дома комод подпирает кусок вещества стоимостью в десяток миллиардов гринов.
– Вернуть назад?
– Уж озаботься, будь добр. Учись быть экономным хотя бы с такими порядками чисел.
– Есть еще поручения?
– Да сотни! Сейчас перекусим – и загружу тебя, – хохотнул первый.
День медленно подходил к концу, укутывая светом заката двух представителей императорской семьи, властвующей над множеством миров, свет звезд которых потихоньку начал протаивать в темнеющем небе.
Мне всегда казалось, что следует писать о самом значимом, что происходит со мной. Вернее, не так; я цепляюсь за самые яркие моменты моей жизни. Детство было слишком серым, от ежедневного жесткого графика хотелось лезть на стену. Душа жаждала перемен, рвалась к ним – и вот дорвалась, на мою беду.
Кому может быть интересен простой день солдата? Две сотни дней одно и то же – подъем, разминка, завтрак, тренировка, обед, вводная, полигон, мозговой штурм, вновь полигон, душевая, ужин, два часа баек от сержанта и отбой.
Если положить всю эту рутину «массой» четыре тысячи восемьсот часов на одну чашу весов, а на другую – два часа бойни в день прибытия, то вторая чаша вобьется в землю с силой метеора. В тот день я познакомился с Федором Ивановичем, моим сержантом. Наверное, именно эта встреча определила мою будущую спокойную службу. Никогда надо мной и Максом не шутили с тупым армейским юмором и не пытались выяснить отношения. Инициаторами наших приключений были только мы сами. Мне просто не о чем особо рассказывать, не было у нас острой бытовухи. За нами всегда была тень уважаемого, но наглухо отмороженного сержанта. Федор Иванович тоже был из «провинившихся». Про обстоятельства наказания он нам не рассказывал, но поговаривают, что траектория падения сержанта начинается с самого верха, а провинность как-то связана с высшим светом и его обитателями.
