Ознакомительная версия.
Запуганному городу дарят веселье победителей. Роскошный подарок, ничего не скажешь! Может, где-то уже заключаются пари и принимаются ставки. Мужчинам, скорее всего, приглянется Ночка. Женщины предпочтут сохранить жизнь мальчишке. Или все будет иначе. Кол-л-лизей хренов!
Но ради чего все это? Да ясно же, как божий день, ясно: отследить тех, кто примет участие в голосовании. Еще одна попытка найти Дениса и Юльку – вот что это. Значит, отсюда, из квартирки Секретарши, ни Славка, ни Ночка не получат помощи. И подтверждения смертного приговора тоже. И так оно к лучшему.
Все оказалось проще. Безопаснее и интереснее для публики. Право выбора – кому уйти с Эшафота, кому – остаться по воле федерального посла-благодетеля предоставлялось… Денис выругался, выслушав закадровый комментарий. Самим осужденные предоставлялось это право. Им теперь решать, только им, этим двоим, с затравленными глазами. Славке и Ночке. На виду у камер решать, у всего Ростовска на виду.
Все предельно просто: одна амнистия на двоих. Кто-то остается жить, кто-то болтается в петле. Помилование – неделимо.
– Поскольку ни казнить, ни помиловать наполовину человека невозможно, – пошутил закадровый голос.
Такая вот арифметика. Одной амнистии на двух смертников слишком мало. Меньше, чем надо, ровно на одну жизнь. И чью-то жизнь нужно… Над красным кругом покачивалась петля оголенного провода.
– Этот Кожин совсем спятил! – тихо проговорила Юла.
Денис был согласен. Полностью. Устроить подобное мог только сумасшедший. И если на свете существуют не просто психи, а сумасшедшие ублюдки, то Кожин – их король.
* * *
Славка и Ночка хлопали глазами. Прямо в объектив. Крупный план. Крупные слезы… Нет, осужденные не плакали. Просто по щекам текли слезы. Сами. Условия странной амнистии для самих смертников оказалось полной неожиданностью. Потому и катились. Слезы.
Ненасытные камеры, пользуясь моментом, снова вцепились в бледные лица. Не крупный уже – сверхкрупный план жадно выхватил… Дрогнувший мускул – Славка. Трещинку на пересохших губах – Ночка. Движение загнанного зрачка – Славка. Влажную дорожку на щеке – Ночка.
И было во всем этом нечто неуловимое, нечто живое, нечто, что возникает лишь в интерактиве – в реальном времени, но исчезает бесследно в выхолощенных видеозаписях. Да, прямой эфир с Эшафота… В кои-то веки!
– Это для нас, – прошептала Юла. – Все, что сейчас показывают, – это только для нас.
Денис кивнул. Хорошо, что она догадалась сама. Объяснять столь очевидные и неприятные вещи не очень-то хотелось.
И все же прямой эфир был ошибкой федерала. Посол не дождался драчки за подаренную жизнь. Смертники не ругались, не упрекали, не обвиняли друг друга, не объясняли, не спорили, кто из них достойнее, не молили о пощаде. Возможно, у Славки с Ночкой просто не осталось сил для того, чтобы прожить последние минуты суетно, шумно и недостойно.
Потому и молчали. Оба.
Молчали и смотрели друг на друга. В глазах – страх и недоумение. А вот ненависти одного к другой, одной к другому, как ни старались настырные камеры, – нет. Потом все разрешилось. Вдруг. Благодаря Славке.
Денис не верил своим ушам, когда Вячеслав Ткач – самый молодой из следаков района – срывающимся, совсем еще мальчишеским голосом отказывался от амнистии. Добровольно. Камеры не успели отпрянуть сразу. И город увидел, какие сухие теперь у Славки глаза.
Зато плакала Ночка. Навзрыд. За двоих. И то были слезы радостного изумления, облегчения, безумной благодарности. Если она и хотела что-то сказать – не могла.
Опять всхлипнула Юлька. За компанию?
– Втюрился он в нее, что ли? Дур-р-рак!
Ну и ну! До сих пор Юла откровенно плевала с высокой колокольни на неуклюжие ухаживания Ткача, а тут… Тут что-то очень похожее на ревность. И «дур-р-рак»… Сколько нежности было сейчас в этом слове!
Эх, Славка, Славка. Бедный зашуганный, забитый человечек. Съехавший с катушек оператор «Мертвого рая» со «Слоновалом» в ящике рабочего стола. Талантливый хакер-самоучка, взламывающий даже защитные коды Периметра и федерального посольства. Почуявший вкус чужой крови и не знающий пощады грозный повелитель ходячих мертвецов. Озабоченный, вечно комплексующий, так и не познавший женщину девственник. И при этом – не утративший благородства наивный пацан. Невероятно!
Ночку увели. Из двух осужденных на Эшафоте остался один. Приговор был приведен в исполнение без проволочек. Но прежде чем под Славиком провалился пол, Юла отключила комп.
В дверь позвонили около полудня, когда у подъезда напротив убрали труп в дырявом сером пальто, когда напуганная утренними событиями улица только-только начала оживать.
Но кем бы ни был этот гость, настойчиво жавший на кнопку звонка уже в седьмой или восьмой раз, он явился не ко времени и не к месту. И без приглашения. Это заставляло нервничать. Орги. операторы и хозяйка квартиры ждали, надеясь переупрямить незваного визитера. Может, устанет, уйдет?
Раздражающее треньканье не прекращалось.
– Придется открыть, – вздохнул Николай. – Настырный тип – сам не уймется. Видать, ты, бабуля, кому-то сегодня очень понадобилась.
– Да кому я могла… – забухтела было старуха-Секретарша.
Орг перебил:
– Открывай-открывай. По крайней мере, это не милки и не федералы. И те, и другие извещают о своем прибытии не столь м-м-м… деликатно.
Ну да, – Денис поежился Сапогом и прикладом они извещают. И милки, и федералы уже высаживали бы дверь.
А трезвонили не переставая. Прямо по нервам трезвонили.
Секретарша нехотя поплелась в прихожую. Щелкнул замок. И – почти сразу же – недовольное ворчание переросло в брань. Да такую… С давешними милками бабушка-то, оказывается, еще любезничала. Вполголоса, вполсилы.
Денис прислушался к монологу, мысленно отфильтровывая потоки нецензурщины. Получалось с трудом – крута, ох, крута оргская бабка! Не стесняясь в выражениях, старушенция высказывала все, что думает об идиотках, которые шляются там, куда их не звали.
Видимо, «идиотка» была непонятливой: свою гневную тираду хозяйка квартиры завершала уже сплошным матом. Отборным, отборнейшим. Однако что удивительно – и эта яростная волна не смела с лестничной площадки таинственную незнакомку.
– Подружка там к нашей лесби заявилась, что ли? – хмыкнул Николай.
Это была не подружка.
Когда старуха исчерпала наконец запас ругательств и запыхтела, пытаясь уже не силой слова, а дверью выдавить незваную гостью за порог, из прихожей донесся голос – надрывный, звонкий, полный мольбы и отчаяния. Знакомый голос.
Ознакомительная версия.
