— Постараюсь обойтись без этого…
И сообразил, что они уже несколько мгновений как поднимаются в воздух — летучее суденышко взмывало совершенно бесшумно, как дым или аэростат, без единого звука, свидетельствовавшего бы о работе каких-то механизмов. Летающие машины у Жюля Верна производили гораздо больше шума…
Словно угадав его мысли, штабс-капитан подмигнул:
— Сущий Жюль Верн, правда? Робюр-завоеватель…
— Принцип совершенно другой, — сказал полковник, не оборачиваясь к ним, ловко управляясь с немногочисленными рычагами. — Вы помните, хотя бы приблизительно, из курса физики о магнитных линиях? Это суденышко именно что перемещается по линиям земного магнетизма. Вся здешняя техника работает на каких-то диковинных принципах, которые у нас совершенно не известны, что ни возьми. Ей тоже следует уделить внимание…
Летающая лодка скользила в воздухе удивительно плавно и ровно, так что никакого движения, полета даже и не чувствовалось — хотя набравшийся смелости придвинуться к остеклению поручик видел поросшие лесом горы и равнины у себя под ногами, далеко внизу. Он переносил полет лучше, чем опасался сначала. Разве что голова чуточку кружилась да сердце замирало в сладком ужасе — но это можно было перетерпеть. Главное, его нисколечко не мутило. Перехватив испытующе-ироничный взгляд Маевского, он постарался придать себе облик совершеннейшего спокойствия, смотрел вниз с самым безразличным видом, словно подобные путешествия для него давно были чем-то обыденным. Никак нельзя оконфузиться…
— Значит, мешок не понадобится? — вкрадчиво спросил штабс-капитан.
— Нет, благодарствуйте, — ответил поручик без малейшего раздражения.
Он уже немного притерпелся к манерам Маевского и видел, что в них нет ни малейшего цуканья[2], одни только беззлобные подначки, неизбежные и простительные…
— Господин полковник… — начал Маевский.
— Да?
— После того как вы дали четкий приказ касаемо той молодой особы, что будет нас встречать…
— Рекомендацию.
— Осмелюсь доложить, подобные рекомендации начальства я рассматриваю как приказ! — отчеканил Маевский тоном не рассуждающего служаки (и в то же время откровенно ухмыляясь, поскольку полковник никак не мог видеть его лица). — В связи с этим поневоле возникают деловые вопросы. Я так понимаю, имеет место быть некоторая… свобода нравов?
— Именно, — сказал полковник, не отрываясь от рычагов. — Правда, с некоторыми оговорками… самое интересное, наподобие тех, что в обычае у крестьян наших северных губерний. Незамужним предоставлена изрядная, я бы выразился, свобода нравов. Зато уличенная в адюльтере замужняя дама из общества может понести весьма тяжкое наказание…
Маевский ухмыльнулся:
— Что, я догадываюсь, вовсе не означает, что здешние дамы поголовно славятся супружеской верностью?
— Ну конечно, — сказал полковник. — Когда это наказание, даже самое жестокое, приводило к поголовному пуританству?
— А осмелюсь спросить, как тут обстоит с чистоплотностью? Вопрос принципиальнейший…
— Самым лучшим образом.
— Вот и слава богу, — с искренним облегчением вздохнул Маевский. — А то, вспоминая иные примеры из былого… Барышня эта, надеюсь, не замужем?
— Не замужем, — сказал полковник. Судя по его тону он, казалось, улыбался. — Кстати, Кирилл Петрович, здесь тоже весьма ценится умение кавалеров играть на подобии гитар и петь серенады, так что сможете, учитывая окружающие реалии, беззаботно предаваться вашим любимым забавам без малейшего риска угодить под арест…
— Я во время последнего пребывания на гауптвахте сделал прелюбопытнейший вывод, — сказал Маевский. — Оказывается, арест способствует развитию творческой мысли. Я серьезно. От безделья много думал, и мне пришла в голову идея, в которой я имею нахальство усматривать признаки некоторой гениальности. Речь идет о кандидатах, господин полковник. Помните, фон Шварц, когда речь зашла о жесточайшей нехватке людей, сказал, что у нас под носом имеется прекрасный выход: приглашать кандидатов из былых эпох? Он, конечно, шутил, но я подумал над этим вполне серьезно… Мы, конечно, никак не можем изымать из истории тех, кому еще предстоит прожить достаточно долго… Но как насчет тех, о которых в их времена заведомо известно, что они погибли? Митрясов и его люди доставили к нам для допросов какого-то прохвоста из времен Иоанна Грозного — потому что об этом прохвосте было достоверно известно, что его все равно зарежут лихие людишки пару часов спустя, и он будет бесповоротно исключен из течения времени… Почему бы не подбирать похожим способом кандидатов на службу? Даже многие исторические персоны порой пропадали без вести — взять хотя бы известного мадьярского поэта Шандора Петефи, чье тело так и не было отыскано после сражения… Герцог Бофор, коего мне пришлось знать лично, пропал без вести при осаде турками Кандии. Примеров множество. Необязательно люди известные и знаменитые, просто-напросто достаточно молодые и подходящие для нашей службы. Масса толковых, совсем молодых людей погибли в сражениях. Они ведь тоже могут оказаться пропавшими без вести, какая разница, что тела не обнаружили, если все равно известно, что человек именно в этом сражении погиб? А ведь есть еще всевозможные природные катастрофы наподобие Лиссабонского землетрясения или Лейденского наводнения, есть множество кораблей, затонувших, а то и пропавших без вести со всеми, кто был на борту. Да мало ли случаев… А если дерзнуть и подумать, что это может касаться не только былого, но и грядущего… Там тоже достаточно подходящих кандидатур. В особенности, если наши ученые все же добьются успеха и мы сможем путешествовать без карет…
Какое-то время царило молчание. Потом полковник задумчиво спросил:
— И вы полагаете, что эти люди согласятся у нас служить?
— Какое-то количество — непременно. А те, кто не захочет… Выражаясь самую малость цинично, они вряд ли окажутся на нас в претензии, когда выяснится, что в своем времени им все равно предстояло погибнуть…
— Пожалуй, — все так же задумчиво отозвался полковник. — Ну что же… после непременно напишите обстоятельную докладную записку. Идея не столь уж и утопическая… Светлая у вас голова, Кирилл Петрович, будь вы подисциплинированнее, цены бы вам не было…
— Как ни стараюсь, не могу переломить свой норов, — с наигранным сожалением развел руками Маевский.
— А вы бы постарались, право…
Он что-то сделал с рычагами, и летающая лодка принялась так же плавно и ровно опускаться вниз, забирая вправо. Поручик все с тем же восторженным испугом смотрел, как несутся навстречу скалистые отроги и поросшие леском крутые склоны.
