Ознакомительная версия.
Сквозь свист ветра прорезался рокот двигателей. Приближалась летающая машина «хозяев». Через минуту-другую она ляжет округлым брюхом на площадку, превратившуюся сегодня в место жестокого побоища. Утреннюю проверку ожидает сюрприз: вместо рабочих лошадок перед ней предстанут дышащие на ладан клячи. Нас осмотрят, кого-то даже попытаются поставить на ноги… затем всех без особого сожаления спишут на убой. Мы станем пищей «свежим», полным сил рабам.
Я лежал и смотрел на то, как Северский, причмокивая, делает затяжки, а потом пускает дым в небо. Дымил он, как пароход.
— Перед смертью не накуришься, — услышал я голос Карпа. Северский выругался. Нащупал на земле гранитный обломок… Один из «червелицых» прервал хождение по кругу, задрал уродливую голову вверх и разразился «китовой песнью». Северский замер.
— Макар — аспид, прикарманил капитанскую вещицу, — продолжил Карп. — Кабы не его загребущие ручонки, ничего такого не случилось бы. Но уж больно он на золото и серебро падок. Слышишь, Макар? Макар!
— Подох твой Макар, — ответил Северский. — Лежит с мозгами набекрень.
— Видит Бог, я не хотел большой крови! — закончил Карп лаконичную исповедь.
— Да, Бог — он все видит, — проговорил сквозь зубы Гаврила.
Нас накрыла тень идущего на посадку летуна.
Часть вторая
Призраки пустоши
Мой бред… Да, несомненно, бред… Так вот: бред был столь же реален, как и окружающие лагерь ржаво-красные холмы, как морозное небо цвета бирюзы над головой и жестокие порывы ветра, хлещущие по лицу наотмашь.
Это произошло приблизительно так…
Я послушно двинулся к трапу, ведущему на борт летающей машины, но почему-то оказался на правом полуюте «Кречета». Иллюзия поглотила сознание, однако не скажу, что это был бред, или горячка, или кошмар. Скорее наоборот, мне довелось увидеть сон наяву, и сон тот был наполнен светом и жизнеутверждающей суматохой. Я ощутил на себе благость погожего летнего дня, услышал крики чаек и шум волн, почуял пряный запах водорослей. Стволы башенных орудий мирно глядели вверх, только вся морская братия отчего-то носилась с выпученными глазами, словно во время аврала. Мне вскоре стала ясна причина сумятицы: тяжелый броненосец сел на мель. Его командир, капитан первого ранга И. К. Герман, вызвал команду на палубу и приказал раскачать корабль.
Здесь логика сновидения попадала впросак.
Герман никогда не опозорил бы себя эдакой глупостью. Даже если бы его приказ бросились выполнять и офицеры, и судовые врачи — девяти сотням человек ни за что не сместить броненосец и на полдюйма, сколь бы самозабвенно они ни надрывали пупки. Стальная плавучая крепость водоизмещением в пятнадцать тысяч тонн — не парусный фрегат времен Крымской войны и дымного пороха.
Матросы смеялись, выполняя бессмысленное распоряжение командира, вместе с ними хохотал и я. Резвые, как тараканы, мы бегали по свежевымытой палубе туда и сюда, от левого борта к правому, и наоборот. Было неописуемо легко и приятно отталкиваться обутыми в парусиновые туфли ногами от деревянного настила, я словно обрел крылья. И в какой-то момент мне надоело ограничивать себя перемещением лишь в горизонтальной плоскости. Я захотел подняться до стеньги грот-мачты, а оттуда — взлететь еще выше, к золотому свету полуденного солнца.
…Моряки подхватили меня под мышки. Я мгновенно очнулся, с раздражением, обескуражившим матросов, оттолкнул пришедших на помощь. Захотел сплюнуть, но непослушный рот не справился со столь простым действием: густая слюна повисла на щетинистом подбородке…
Такой летающей машины видеть нам еще не доводилось. В воздушном флоте «хозяев» служили суда разных типов; на этот раз нас принимала на борт плоская, словно камбала, крылатая посудина с расхлябанной обшивкой на узких бортах.
Круглое помещение с низким подволоком, в которое нам пришлось погрузить самих себя, напоминало плоскую консервную банку. Только вместо шпрот в масле внутри оказались мы. Во мне роста чуть выше среднего, но даже я цеплял лысеющей головой грязный свод. Вообще грязным вокруг было все, ноздри щекотал запах аммиака.
Взлетели, и сразу началась болтанка. Мы сидели в полумраке, поблескивая белками глаз. Как же нас осталось мало! Пятнадцать человек из сорока трех, начавших совместный путь по неизвестной планете. Дышать было тяжело: трюм совсем не вентилировался. Качка угнетала, у многих появились симптомы морской болезни. На броненосце так нещадно кидало разве что в девятибалльный шторм. И все-таки моряки норовили перешучиваться. Я рассеянно слушал их прибаутки и погружался в серый сплин.
— Штормит не на шутку! Эх, пробковый бы матрасец сюда или пару жилетов спасательных. Помочь не поможет, зато душе спокойней.
— Не знал, братцы, что и в воздухе можно пойти ко дну.
— В воздухе не идут ко дну, соломенная башка, в воздухе возносятся на небеса.
— Что-то рано мне на небеса, ребята. Отец Савватий, что скажете? Ведь рано нам, да?..
Отец Савватий встал на четвереньки. Его начало рвать желчью прямо на грудь лежащего без сознания гальванера Лаптева. Через секунду-другую к мычанию духовника присоединилось еще несколько голосов, выпевающих одну и ту же утробную «песню».
Северский попытался состроить брезгливую гримасу, но у него ничего не вышло. На лице артиллериста не осталось живого места, мимикой он больше не владел. Едва ли его чертам когда-нибудь вернется прежняя аристократическая утонченность.
Путь из ниоткуда в никуда продолжался. Мы оставили за спиной лагерь, мы оставили за спиной покойников. Мы оставили раненых и попросту лишившихся сил людей на произвол судьбы. Оказавшись в лапах «хозяев», наши беспомощные друзья могли рассчитывать в лучшем случае на скорую смерть. В худшем… Черт! Попробуй об этом не думать!
«Хозяева» забрали на «камбалу» лишь тех, кто мог стоять на ногах. Наверное, они решили, что из честной компании, погубившей себя в безумной схватке, только мы способны продолжать работу. Какое горькое заблуждение!
В старом лагере остался Карп со своими опричниками. Одноглазый бородач махал нам левой рукой (правую — сломанную в драке — он бережно держал на весу), сардонически улыбался щербатым ртом и на чем свет стоит поносил Балтийский флот. Остатки разбитого наголову воинства оборванцев сползались к его ногам.
Оборванцы. Мускусные крысы. Теперь мы не отличались от людей Карпа Дудкина. В нашем облике и повадках не осталось ничего от тех гордых солдат далекой Империи, какими мы были в весьма и весьма недалеком прошлом.
Ознакомительная версия.