Ван, честно говоря, не мог ответить. Он лишь надеялся, что сможет немного позже. А пока у него возникло кое-какое предположение, с чего на него вздумали напасть.
Не иначе, как сообщение Стефана посольству разнеслось широко: порядочно людей ждало на площадке верхнего этажа, когда Ван взошел по пандусу после того, как незнакомый ему доктор осмотрел рану, спрыснул ее нанитами и заново перевязал. Замаранную кровью куртку Ван нес, перекинув через правую руку.
Рот Корделии Грегори открылся, когда она увидела Вана и темные пятна крови на нижней части его рукава.
— Стефан сказал… Что они… с вами сделали?
— Три молодых болвана пытались нас ограбить. Они не были сильно озабочены, чтобы я остался жив после их затеи. — И Ван изобразил подобие улыбки. — Но подошли слишком близко.
— И вы не нанесли им повреждений, нет? — спросила второй секретарь. Ее глаза сузились.
— Не слишком тяжелые. Местные власти прибрали их.
Ван не жаждал особо распространяться. Шин Балбен ничего не сказал. Как и никто другой из младших служащих, незнакомых Вану. Он прошел к себе в кабинет. Можно было удалиться и в квартиру, но все, что тогда ему осталось бы, это прогуливаться взад-вперед. Ван положил форменную куртку в угол, подумав, что надо бы ее сменить, и уселся на стул за столом. Пытаясь не обращать внимания на глухую боль в руке, он пораскинул мозгами, как бы извлечь из сети нужную ему информацию.
Раздался стук в дверь. Ван почуял, что за дверью кто-то из женщин.
— Да?
— Командир, я слышала…
— Можете войти, Эмили.
Клифтон вступила в кабинет. На глаза ей попалась окровавленная куртка в углу стола, затем повязка на руке Вана.
— С вами все в порядке? — Она покачала головой. — Это дурацкий вопрос. У вас серьезная рана?
— Порез от выстрела диском, достаточно глубокий и длинный для заметной кровопотери. Но мускулы почти не повреждены.
— Стефан сказал, вы налетели на этих трех бандитов и обезвредили всех. — Она помедлила. — Он говорил, двоих вы едва ли не убили голыми руками.
Ван чуть не пожал плечами, но удержался и придал себе овечий вид.
— Я горяч по натуре. И легко завожусь, когда люди, которых я не знаю, пытаются меня подстеречь.
— А что, если в этом-то и дело? — жестко спросила Эмили.
— Кто-то хотел разозлить меня настолько, чтобы я совершил убийство? — Ван глубоко вздохнул. — Об этом я и не подумал. А возможно… но я понятия не имею, кому это надо.
— Не исключено, что вы ни при чем. Об этом вы тоже не думали?
— Я думал, что меня могли с кем-то перепутать, но вы считаете, что это предпринято больше для дискредитации посольства.
— Принято считать, что у тарян горячие головы. А в этой части Рукава все теперь стянуто в тугой узел. Что если ревяки или кельты пожелали нас запятнать?
— Кельты и сами горячие головы…
— Почище тарян, — согласилась она.
Ван кивнул.
— Возможно. — Это было лучшее объяснение, чем найденное им. Безусловно. Он улыбнулся. — Значит, завтра? И когда?
— Вы все еще хотите ехать? Завтра?
— А почему бы и нет. Побродить и поглядеть на старый дворец комиссара нам вряд ли сильно повредит. Рана больше кровоточивая и болезненная, чем действительно опасная. Длинный, но ничего не задевший порез. Мне будет куда беспокойней, если я стану сидеть здесь и думать об этом.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Там не открывают раньше десяти сотен. Что если мы оставим посольство в девять тридцать? Или слишком рано?
— Едва ли. Я по утрам легко встаю.
— Тогда встретимся завтра утром. — Ван одарил ее улыбкой. Он и впрямь с удовольствием предвкушал, как увидит Скальный Шпиль.
— Я буду готова.
Эмили вышла, а Ван опять уселся на свой стул. Она очень толково подсказала, что мишенью мог быть не он лично… И, пожалуй, она права. Вот только… если она попала в точку, и Ван просто оказался в неудачном месте в скверное время, что же действительно творится в Рукаве такого, из-за чего настолько накалились страсти? Они бушевали сотню лет. В чем разница теперь?
Ван неважно спал, несмотря на болеутоляющие средства, которыми обработали рану. Кошмары о «Регнери» смешались с атакой неведомого крейсера и вчерашним нападением, сны его стали мельтешением картин насилия, ввергавшего в тупую растерянность. В шесть сотен он окончательно пробудился, принял душ и оделся в подхваченный наугад темно-зеленый спортивный костюм, поскольку, разумеется, не собирался куда-либо по делам посольства. Не покидая квартиры, Ван сделал себе кофе и простой омлет, так как загодя не потрудился загрузить в свою кладовую ничего, кроме самого необходимого.
Затем он устроился в удобном кресле в своей компактной гостиной и попытался упорядочить все, что знал. Были откровенные намеки на то, что смерть Круахана — итог убийства, и командор Петров почти сказал это вслух. Кто-то использовал систему посольства, чтобы изменить некоторые доклады Круахана после его смерти. Ван был готов биться о заклад, что это эксперты по безопасности РКС, расследовавшие смерть Круахана. Изменили ли они доклады по соображениям безопасности или по каким-то более скрытым причинам — никаких доказательств Ван не мог найти.
Далее, сам Круахан. Все считали его честным, разумным, достойным уважения. Он хорошо сработался с Петровым, но не любил полковника Марти. И все же Марти не уставал хвалить покойного и пролил больше света на некоторые участки, чем все информационные документы РКС и Республики. Добавим к этому нестабильную политическую обстановку в Скандии. Настолько нестабильную, что здесь совершаются регулярные акции протеста перед зданием парламента. Наконец, а это особенно важно лично для него, он кому-то, кажется, здорово не понравился.
Поскольку мысли не особенно вели его к озарению, Ван воспользовался вкраплениями, чтобы связаться с местным управлением полиции, и вскоре перед ним возникла голограмма.
— Констебль Эбберс.
— Констебль, это командир Альберт из посольства Тары. Вчера, если вы помните, на меня напали трое…
— Да, сэр.
— Констебль, вы не узнали чего-нибудь от этих молодых оболтусов, которые на меня напали?
Лицо скандийского офицера стало на миг непроницаемым.
— Сожалею… Нет, ничего.
— Они все еще под стражей?
— Минуточку, сэр.
В течение нескольких минут Ван разглядывал пустой экран, пока не появился образ старшего по званию.
— Командир Альберт?
— Да. Я всего лишь решил спросить, не узнали ли вы что-нибудь…
— Мы узнали одно, сэр.
